Революция в виртуальной реальности - [5]

В препроводительной записке к журналам Совещания Витте сообщал царю, что сложившийся порядок держится только на долготерпении крестьянства и оно слишком долго подвергается перенапряжению.[41] На последнем заседании Совещания Витте сказал: «Я не хотел бы быть пророком, но боюсь, что в близком будущем <…>, быть может, в этом самом зале, придется обсуждать вопрос о дополнительном наделении крестьян землей».[42] И действительно, не прошло и года, как, став премьер–министром, Витте поручил Н. Н. Кутлеру разработать законопроект о «дополнительном наделении крестьян землей».

Как известно, Николай II воспрепятствовал принятию этого законопроекта. Однако из этого не следует, что император знал правду о крестьянском переедании. В рескрипте о назначении П. Л. Барка на должность министра финансов царь писал, в частности, о том, что во время поездки по России он видел «печальную картину народной немощи, семейной нищеты и заброшенности хозяйств» — то есть наблюдал все ту же виртуальную реальность.[43]

Итак, если следовать логике Миронова, то из приведенных выше высказываний получается, что не только вся русская «общественность», не только народ, но и правительство, и сам царь находились в плену виртуальной реальности, были совершенно оболванены либеральной пропагандой и жили в каком–то зазеркалье.

И революция 1917 года тоже происходила в виртуальной реальности. По Миронову, хлеба было более чем достаточно. «В Петрограде накануне февральских событий хлеба выдавалось в день на человека полтора фунта (615 г.), рабочим — 2 фунта (820 г.)», — пишет Миронов.[44] А либеральные газеты создавали виртуальную реальность, они писали, что ничего не «выдавалось», что для того, чтобы купить хлеб, нужно было стоять в очереди ночами. «Продовольственный кризис в Петрограде обострился, — писала газета „Речь“ 11 февраля. — Многих необходимых продуктов или вовсе нет, или есть в недостаточном количестве. У кого нет запаса пшеничной муки, тот и за любые деньги приобрести ее не может. У мелочных лавок и у булочных тысячи обывателей стоят в хвостах, несмотря на трескучие морозы, в надежде купить булку или черный хлеб…» И власти верили в эту виртуальную реальность; полиция в своих донесениях подтверждала этот «черный пиар». «Почти всем полицейским чинам приходится ежедневно слышать жалобы, что не ели хлеба по два–три дня и более, поэтому легко можно ожидать крупных уличных беспорядков, — рапортовал один из приставов Выборгской части. — Острота положения достигла таких размеров, что некоторые, дождавшись покупки фунтов двух хлеба, крестятся и плачут от радости»[45]. «Если население еще не устраивает „голодные бунты“, — докладывал начальник петроградской охранки генерал Глобачев, — то это еще не означает, что оно их не устроит в самом ближайшем будущем: озлобление растет, и конца его росту не видать <…>. А что подобного рода стихийные выступления народных масс явятся первым и последним этапом на пути к началу бессмысленных и беспощадных эксцессов самой ужасной для всех — анархической революции — сомневаться не приходится».[46]

Нет, утверждает Миронов, хлеба было достаточно и для революции не было предпосылок. Но имела место создававшая виртуальную реальность «разнузданная, тщательно продуманная антиправительственная пропаганда, на уровне нынешнего „черного пиара“». «Для революции не было предпосылок в 1917 году — нет и сегодня».[47]

«Предпосылок для революции нет и сегодня». Вот в чем кроется секрет этого зазеркалья. В конце концов Миронов выходит из сконструированной им «виртуальной реальности» в наш сегодняшний мир — и становится понятно, для чего все это публикуется на страницах «Российской газеты». «Да, — говорит Миронов, — сейчас несистемная оппозиция имеет больше возможностей воздействовать на свою целевую аудиторию. Больше, чем в 1917 году, и возможностей для внешнего информационного влияния на Россию».[48] Миронов проводит аналогию между 1917‑м и 2017 годами и указывает на опасность: вот, посмотрите, к чему приводит «пропаганда на уровне нынешнего „черного пиара“». И этот посыл предназначается молодежи, которая ничего не знает о революции. Вот, «это то, что мы обязаны знать».

И неважно, что в действительности не «черный пиар», а нехватка хлеба вызвала восстание в Петрограде. Неважно, что не было никакой «виртуальной реальности», а была просто реальность, не было никакой «парадигмы обнищания», а было просто обнищание. «Большинство авторитетных исследователей», в том числе Игнатович, Кауфман, Лященко, Покровский, Рожков, Финн–Енотаевский «и другие» писали чистую правду, которую и отразила энциклопедия Брокгауза и Ефрона. Генерал Глабачев тоже писал чистую правду про голодный бунт. И если вдуматься, к сегодняшней реальности это не имеет никакого отношения; сегодня никто не плачет от радости, дождавшись покупки двух фунтов хлеба. Революция 1917 года — это история другого мира, другой, бесконечно далекой от нас эпохи. И никакие аналогии тут невозможны.

Но для Б. Н. важен тот новый красивый иероглиф, который он рисует. «Это то, что мы обязаны знать»?