Революция 1917 года глазами современников. Том 1 (Январь-май) - [35]

При этом замечу, что суть вопроса заключается сейчас не в тех или иных формах, а только в устремлениях — к сепаратизму того или иного вида с одной стороны, или же с другой стороны — к единству. Форма сама по себе имеет второстепенное значение; и напр[имер] форма федерализма, которая считается обыкновенно воплощением наиболее далеко идущей автономии, на самом деле в истории бывала воплощением не сепаратистических, а объединительных тенденций. Из независимых ячеек путем федерации сложилось государство Соединенных Штатов Америки со все усиливающейся централизаторской тенденцией; из самостоятельных королевств, княжеств и вольных городов сложилась путем своеобразной федерации едино-централизованная Германская империя, неимоверно развившая после своего федеративного объединения не один только свой военный механизм — как нынче принято обыкновенно утверждать — но и научную культуру, материальную производительность и социальную организованность, в частности и сплоченность пролетарской организации. (Небезынтересно к тому же отметить сравнительную прогрессивность германского имперского представительства и законодательства по сравнению с представительством и законодательством ряда составных государств, при том как наиболее крупных, так и наиболее мелких.) Наконец, и в Англии федеративное устремление знаменует собою стремление к объединению; ибо в силу своеобразной структуры островного государства, некоторые из его колоний получили фактически полную независимость (под военным протекторатом метрополии); теперешнее империалистически-федеративное стремление ведет к тому, чтобы, сделав эти колонии участницами единой власти, возложить на них и бремя общих повинностей, и тем сплотить их в более тесное единство с метрополией; переход от автономии (колоний) к федерализму (Британской империи) знаменует здесь не ослабление единства, не увеличение сепаратизма, а наоборот, более тесное государственное объединение, рост централизации. Поэтому и представляется более правильным — не вдаваться в обманчивую привычность готовых форм и формул (а, пожалуй, нередко — простых слов), прикрывающих подчас весьма различное содержание, а остановиться лишь на самом содержании, — на противоположении основных тенденций, центробежной и центростремительной, сепаратистической и объединительной, тенденции к государственному расчленению и к государственному единству.

II

Задача удовлетворения национальных требований для нас может быть поставлена в плоскости общего вопроса разрешения требований всякой национальности, — а не в плоскости желаний одного какого-либо народа стать из угнетенного — угнетателем, из подчиненного — господствующим. Ибо добиваться для своего народа не только освобождения, самодеятельности, но и мощи, господства над другими — это дело силы, борьбы, ловкости, удачи; это не вопрос справедливости и правового обоснования. Но не о мощи какой-либо одной народности ставится здесь вопрос, а о совместном удовлетворении требований всякой народности. В этом отношении основным фактом, непосредственно бросающимся в глаза в области национальной проблемы всей восточной и юго-восточной Европы, является то обстоятельство, что национальности живут здесь не в территориальной раздельности, а в непрерывных переходах и смешениях. Конечно, имеются территории, более или менее сплошь населенные одною какою-либо народностью, но она же распространена и на соседних территориях вперемешку уже с народностями иными. Национальные смешения и чересполосица характерны для большинства местностей и народов России; причем разные национальности неравномерно сосредоточены и по различным социальным классам; так обстоит дело между армянами, грузинами и татарами; между литовцами, поляками и евреями; между литовцами, белорусами и русскими; между украинцами, поляками и евреями; между татарами и русскими — в соответственных частях России. Нация, в одних местах составляющая большинство населения, в других оказывается в меньшинстве, и обратно. Отсюда уже с первого взгляда ясно, что не только нельзя разделить территориально Россию так, чтобы соответственно распределились и нации, но ясно и другое: что в каждом из таких подразделений мы получим одну нацию, составляющую большинство, но, впрочем, не включенную в него целиком, и одну или даже две-три нации меньшинства. Я уже оставляю в стороне вопрос о совершенно неразрешимых взаимных претензиях, к какой автономной области отнести ту или иную территорию — к Польше или Литве, к Польше или Украйне, к Литве или Белоруссии и т. п.; но даже предполагая эту стадию взаимных притязаний, споров, борьбы, как-нибудь превзойденной, мы остаемся перед совершенно неотвратимым фактом сосуществования двух (или больше) неравносильных национальных групп на сравнительно ограниченной территории. Согласно ходячим представлениям о национальной автономии территория эта организуется по национальному признаку (господствующей национальности); но численно-господствующая в данной области национальность до сих пор не была государственно-господствующей, и, следовательно, не имея готового аппарата власти, социального руководительства и т. п., она еще только должна свое господство создать, утвердить. Претендуя не только на национальное преобладание, но и на всецело национальное построение своей области, но не владея таковым, а к тому же действуя в разбеге национальной победы, такая господствующая нация не может не вести с особой настойчивостью сугубо-националистической политики. И мы получим — вместо одной господствовавшей в России нации — множество господствующих (над соответствующими меньшинствами) наций по разным частям и углам России. Лет шесть назад при старом режиме всестороннего угнетения мне пришлось формулировать вопрос таким образом: «не появится ли на место единого зоологического национализма, господствовавшего на всю империю — по разным углам великой России, — целый зверинец маленьких национализмов, поедающих, кто что может»