Революционерам. Антология позднего Троцкого - [154]

Именно здесь начинается измена Шахтмана – не простая ошибка, как я хотел надеяться в середине прошлого года, а прямая теоретическая измена, как видно теперь. Вслед за Бернамом Шахтман поучает молодую революционную партию, будто «никто не доказал», что диалектический материализм задевает (affects) политическую деятельность партии. «Никто не доказал», другими словами, что марксизм приносит пользу борьбе пролетариата. У партии не может быть, следовательно, мотивов усваивать и защищать диалектический материализм. Это есть отказ от марксизма, от научного метода вообще, жалкая капитуляция перед эмпиризмом. В этом и состоит философский блок Шахтмана с Бернамом, а через Бернама – со жрецами буржуазной «науки». Именно об этом, и только об этом, я говорил в своем письме 20 января прошлого года.

Шахтман пространно объясняет мне (насколько основательно, увидим дальше) пользу тех или других политических блоков. Я же говорю о вреде теоретических измен. Блок может быть оправдан или нет, это зависит от его содержания и условий. Теоретическая измена не может быть оправдана никаким блоком. Шахтман ссылается на то, что его статья имеет чисто политический характер. Я говорю не о статье, а о той главе, которая заключает в себе отречение от марксизма. Если бы в курсе физики заключались всего две строки о боге как движущем начале, то я имел бы право заключить, что автор является обскурантом.

Абстрактное и конкретное, экономика и политика

Плачевнейшей частью плачевной работы Шахтмана является глава «Государство и характер войны». «Какова наша позиция? – спрашивает автор. – Просто-напросто такова: невозможно прямо вывести нашу политику по отношению к специфической войне из абстрактной характеристики классового характера государства, вовлеченного в войну, более точно, из форм собственности, господствующих в этом государстве. Наша политика должна вытекать из конкретного анализа характера войны в отношении к интересам международной социалистической революции» (стр. 7, подчеркнуто мною). Какая путаница! Какой клубок софизмов! Если невозможно вывести нашу политику прямо из классового характера государства, то почему этого нельзя сделать не прямо? Почему анализ характера государства должен оставаться абстрактным, тогда как анализ характера войны должен быть конкретным? Формально с таким же, а по существу, с несравненно большим правом можно сказать, что нашу политику в отношении СССР нельзя вывести из абстрактной характеристики войны как «империалистской», а только из конкретного анализа характера государства в данной исторической обстановке. Основной софизм, на котором Шахтман строит все остальное, прост: так как экономический базис определяет явления надстройки не непосредственно; так как одной лишь классовой характеристики государства для разрешения практических задач недостаточно, то… мы можем обойтись без анализа экономики и классовой природы государства, заменяя их, как выражается Шахтман на своем журналистском жаргоне, «реальностями живых событий» (с. 10).

Тот самый прием, который Шахтман пустил в ход для оправдания своего философского блока с Бернамом (диалектический материализм не определяет непосредственно нашу политику, следовательно… он вообще не задевает «конкретных политических задач»), повторяется здесь, слово в слово, в отношении социологии Маркса: так как формы собственности не определяют непосредственно политику правительства, то можно вообще выбросить за борт социологию Маркса при определении «конкретных политических задач».

Почему бы не пойти дальше? Так как закон трудовой стоимости не определяет цены «прямо» и «непосредственно»; так как законы естественного подбора не определяют «прямо» и «непосредственно» рождение поросенка; так как законы тяготения не определяют «прямо» и «непосредственно» падение пьяного полисмена с лестницы, то… то предоставим Марксу, Дарвину, Ньютону и всем другим любителям «абстракций» покрываться пылью на полках. Это есть не что иное, как торжественные похороны науки, ибо весь путь ее развития идет от «прямых» и «непосредственных» причин к более отдаленным и глубоким, от многообразия и пестроты явлений – к единству движущих сил.

Закон трудовой ценности определяет цены не непосредственно, но он их определяет. Такие «конкретные» явления, как банкротство «Нью Дил», объясняются в последнем счете «абстрактным» законом стоимости. Рузвельт этого не знает, но марксист не смеет этого не знать. Не непосредственно, а через целый ряд посредствующих факторов и их взаимодействие, формы собственности определяют не только политику, но и мораль. Тот пролетарский политик, который пытается игнорировать классовую природу государства, неизбежно кончит так же, как полисмен, который игнорирует законы тяготения, т.е. разобьет себе нос.

Шахтман явно не отдает себе отчета в различии между абстрактным и конкретным. Стремясь к конкретности, наше мышление оперирует абстракциями. Даже «эта», «данная», «конкретная» собака есть абстракция, потому что она успеет измениться, например, опустить хвост, в тот «момент», когда мы указываем на нее пальцем. Конкретность есть понятие относительное, а не абсолютное: то, что конкретно в одном случае, в другом оказывается абстрактным, т.е. недостаточно определенным для данной цели. Чтобы получить понятие достаточно «конкретное»