Революционер на паровом ходу - [11]
— Неужели, — спросила девушка. — Вам его совсем не жалко?
— А вам не жалко честных людей? — парировал тот, и выразительным жестом показал. — Которым эти митинги уже вона где. То витрину побьют, то парадную дверь подпалят.
— Но Эрхард не подпаливал ничьих дверей.
— А вот третьего дня, помнится, — не унимался старый хрыч. — Читал я в газете, что вашего Эрхарда уже дважды задерживали на площади за чтение подстрекательских стихов. И настрого предупреждали боле туда не являться. А то после его стишков, почему-то оба раза камнями побили стёкла в ратуше.
— Но сам он не бросил ни единого камня! — воскликнула Роза.
— Закон один для всех! — провозгласил старик. — Нарушил повторно уже рецидивист. А этот в третий раз. Так что, прекрасная Роза, при всём к вам моём уважении, ваш разлюбезный друг Эрхард сам виноват.
Роза вспыхнула от такой отповеди, но быстро овладела собой.
— Ах, милый человек, — проворковала она, стремясь придать голосу как можно более дружелюбные интонации. — Но ведь он боролся за счастье простого народа. И за ваше счастье тоже значит. Ведь в чём причина несчастий? Она в несправедливости. В том, что власть творит беззаконие, отстаивая интересы узкой группы лиц, в ущерб интересам всего общества. Эрхард боролся за справедливость. Справедливость для всех. Один для всех закон. И для вас, разумеется, тоже. Хоть вы и не понимаете этого.
— Премного благодарен, — курьер картинно поклонился. — Только нельзя ли бороться за закон более законными методами?
Он улыбался. Она молчала. Затем поправила свою шляпку, и сказала:
— Ну, я зашла лишь на минутку, теперь не буду мешать вам работать.
Карл сам проводил её до дверей.
И, едва девушка скрылась, развернулся к Франциску.
— Ты старый…
— Хрыч, — подсказал тот.
— Но не всегда умный, — продолжил Карл. — Ты знаешь, на чьи деньги мы с тобой существуем. Кабы не она, то ни тебя, ни меня, ни вот этого автомата тут не было бы. Ни-че-го! Так что мы все тут должны быть ей благодарны. А не обсуждать при ней этого бездаря Эрхарда, хоть я тоже не понимаю, чего она в нём нашла.
— Ну, хорошо, — голос звучал примирительно. — Давай поставим вопрос так. Что нашёл в ней ты? Нет, даже не конкретно в ней, а во всей их компании? Включая и этого Эрхарда, будь он неладен.
Карл помедлил с ответом. Действительно, что влекло его, молодого человека, к красивой девушке, это обсуждать не требовалось. Но зачем ему всё остальное, во что он втянулся поначалу без особой охоты, но без чего нынче не представлял свою жизнь? Пожалуй, он знал ответ. И быть может сейчас подходящий случай раскрыть глаза Франциску.
— Видишь ли, мой старый мудрый друг, — начал он издалека. — Не задумывался ли ты когда-нибудь, что оттуда, сверху, за нами кто-то наблюдает?
— Правительство?
— Нет, выше.
— Лягушки?
— Что за жаргон. Имей уважение, не называй их так пренебрежительно. Скажи лучше пришельцы. Инопланетные гости. Небесные друзья.
— Хрен редьки не слаще. И в гости их никто не звал, друзей этих самозваных. Ну, ясное дело, они наблюдают, раз их дискостраты так и шныряют у нас над головами.
— Да нет. Не они. Подумай сам, раз есть эти, значит, могут быть и другие. Назовём их высшими силами. И очевидно, что раз они высшие, то обязательно добрые, так как невозможно представить, чтобы высший разум был злым. Зло ничего не может созидать, а высшие силы непременно созидают.
— Слышал я эти побасенки, — отмахнулся старик. — И скажу тебе одно. Чего же эти высшие не вмешались до сих пор?
Но на это у Карла уже был заготовлен ответ:
— Ах, мой старый мудрый друг, сразу заметно, что твоим университетом была улицы…
— Да уж, конечно, — проворчал тот. — Куда уж мне до вас, господин школяр-недоучка.
— Никто не преподал тебе философскую диалектику, — продолжил Карл, лишь улыбнувшись на слабый укол своего самолюбия. — Не то ты бы знал, что высшие силы, как предопределённо добрые, считают неэтичным вмешиваться, пока цивилизация сама не примет сознательное решение.
— И какой тогда нам прок с тех высших сил? Что есть, что нету, всё едино.
— Да нет же! — воскликнул Карл горячо. — Как ты не понимаешь! Они следят и ожидают знак от нас. Таким знаком явится всеобщее восстание.
— Бунт? Убийства и разруха очень добрый знак.
— Не будет никаких убийств, — провозгласил Карл, будто с трибуны собрания. — И разрухи тоже не будет. Восстание, разумеется, будет бескровным. Просто все должны выйти на улицы и ясно сказать, что не согласны со сложившимся положением дел. Такой знак высшие силы неминуемо заметят и явят себя. После чего, с их мудростью, будет установлен новый справедливый порядок, при котором все будут довольны, и никто не будет ущемлён.
Франциск расхохотался.
— Слышал бы ты себя сейчас, Карлуша, — сказал он, утирая уголки глаз. — Вот возьми себя. Ты владелец этого магазина, и платишь мне, курьеру, лишь гроши. Откуда же ты возьмёшь деньги, чтобы платить столько же, сколько оставляешь прибыли себе? Это никакая заоблачная мудрость тебе не подскажет. Так что, парень, выбрасывай все эти бредни из своей головы поскорее.
Такого простого будничного довода Карл не ожидал, и сейчас был обескуражен.
Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.
Обычный программист из силиконовой долины Феликс Ходж отправляется в отдаленный уголок Аляски навестить свою бабушку. Но его самолет терпит крушение. В отчаянной попытке выжить Феликс борется со снежной бурей и темной стороной себя, желающей только одного — конца страданий. Потеряв всякую надежду на спасение, герой находит загадочную хижину и ее странного обитателя. Что сулит эта встреча, и к каким катастрофическим последствиям она может привести?
Говорят, что самые заветные желания обязательно сбываются. В это очень хотелось верить молодой художнице… Да только вдруг навалились проблемы. Тут тебе и ссора с другом, и никаких идей, куда девать подобранного на улице мальчишку. А тут еще новая картина «шалит». И теперь неизвестно, чего же хотеть?
Сергей Королев. Автобиография. По окончании школы в 1997 году поступил в Литературный институт на дневное отделение. Но, как это часто бывает с людьми, не доросшими до ситуации и окружения, в которых им выпало очутиться, в то время я больше валял дурака, нежели учился. В результате армия встретила меня с распростёртыми объятиями. После армии я вернулся в свой город, некоторое время работал на лесозаготовках: там платили хоть что-то, и выбирать особенно не приходилось. В 2000 году я снова поступил в Литературный институт, уже на заочное отделение, семинар Галины Ивановны Седых - где и пребываю до сего дня.
Я родился двадцать пять лет назад в маленьком городке Бабаево, что в Вологодской области, как говорится, в рабочей семье: отец и мать работали токарями на заводе. Дальше всё как обычно: пошёл в обыкновенную школу, учился неровно, любимыми предметами были литература, русский язык, история – а также физкультура и автодело; точные науки до сих пор остаются для меня тёмным лесом. Всегда любил читать, - впрочем, в этом я не переменился со школьных лет. Когда мне было одиннадцать, написал своё первое стихотворение; толчком к творчеству была обыкновенная лень: нам задали сочинение о природе или, на выбор, восемь стихотворных строк на ту же тему.
«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.