В. Почему?
О. Да вы поймите, не те настроения в Европе, особенно когда Гитлер в Германии к власти пришёл. Эти его расистские идеи и антиеврейские многим импонируют. Коммунисты что, обещают светлую жизнь в отдалённом будущем. Газетчики буржуазные тоже стараются — почти двадцать лет после революции в России прошло, а до счастливой жизни там как до Луны. Газетам не все, конечно, верят, но думают как — не бывает же дыма без огня, и еврейский вопрос тут очень некстати нам боком выходит. Гитлер, он чем хорош, он конкретен. Если злодеи — жиды, цыгане и большевики. Их изничтожить, избранной белой расе все права и привилегии, отсталые народы типа славян в рабов превратить. Точно вам могу сказать, очень эти идеи по душе европейскому обывателю, не только немецкому. Вы посмотрите, что в Испании произошло, когда Франко путч поднял, народ сразу раскололся.
В. Вы сказали, что затеяли двойную игру. Не вполне понятно, в чём двойственность?
О. Тут всё просто. Я ведь действительно себя таким новым Фуше полагал. Думал так, если заговор пройдёт успешно, я на коне, Тухачевский, в принципе, человеком слова был. Если начнёт стопориться, Ежов пронюхает, как ситуация разворачивается, всю эту братию сдам скопом. Я был абсолютно уверен, что в этом случае товарищ Сталин точно мои заслуги оценит, хороший провокатор при любом раскладе нужен.
В. Сколько времени у Вас ушло на «обработку» военных?
О. Весь тридцать шестой год. Сложно было с Тухачевским. Сталин его как раз пальчиком обратно поманил, замнаркома обороны назначил. Тухачевский колебался весь год, никак не мог решиться на переворот. Думаю, что он понимал, не тянет он на руководство страной. Я тоже это осознавал, предлагал Карахану, может, на кого-нибудь другого ставку сделаем. «Только вот на кого, — резонно отвечал Карахан. — Ворошилов и Будённый сыкуны, Блюхер мужик волевой, был, во всяком случае, он когда советником в Китае воевал, я с ним плотно общался. Но пьёт последние годы как ишак, неврастеничен стал из этой пьянки беспрерывной, далеко он, задавят сразу, если рыпнется[4]. Не на кого больше ставить, давай Тухачевского толкать».
В. Вы вступали во взаимодействие с германской разведкой в период подготовки переворота?
О. Я — нет. Может, у Карахана и Сокольникова какие-то разговоры и были, но я вам так скажу, немцам на тот момент плевать было на то, что у нас происходит. У них своих забот хватало. Единственно, что я попробовал разыграть с Тухачевским германскую карту. Тухачевскому вообще немцы нравились, он себя в вопросах стратегии их учеником считал. В будущей войне он скорей хотел бы иметь Германию союзником против всей остальной Европы. А Сталин, как вы знаете, в тридцать пятом году отношения с Гитлером резко свернул. Выходило так, что главным нашим врагом немцы становятся, это Тухачевскому не очень нравилось.
В. Тухачевский мог быть завербован германской разведкой?
О. Исключено. Он себя птицей другого полёта мнил. Просто его симпатии, я уже говорил, на стороне немцев были, даже не столько Гитлера, сколько самой этой нации. Он, собственно, искренне полагал, что рано или поздно весь мир поделят немцы и русские. Он и Сталина в этом неоднократно пытался убедить, но тот, видно, думал по-другому: мир не делят, миром владеют. Мне кажется, Тухачевский до конца не верил, что Сталин с ним играется как кошка с мышкой, до поры, до времени.
В. В сентябре тридцать шестого года Вы были отрешены от должности наркома внутренних дел. В какой стадии находилась подготовка переворота?
О. В плохой находилась стадии. Тухачевский по-прежнему не решался на активные действия. Я был готов приступать к резервному плану, сдавать всю эту банду к чёртовой матери, мне некогда было ждать, пока Трилиссер со своими ядами устранение Ежова обеспечит. И тут меня сняли с должности. Совсем плохо стало, хоть стреляйся.
В. Почему Вы не передали информацию о готовящемся заговоре?
О. Уже не было смысла. Дураку было бы понятно, что я просто за свою жизнь цепляюсь. У меня осенью тридцать шестого года несколько разговоров с Тухачевским состоялось, я ему так и сказал: «Меня сбросили, следующий ты на очереди».
В. Что ответил Тухачевский?
О. Ничего внятного. Думаю, он меня презирал. Сталин тогда к нему очень сильно благоволил, вот он и решил, дурачок, что не надо торопиться на крайние меры идти. Будь моя воля, я бы всех этих военных перестрелял, гадов.
В. Вы решили покориться судьбе?
О. Нет. Я тогда жить хотел, как никогда в жизни. По мне хоть потоп, пусть нашу страну хоть немцы завоюют, хоть японцы, хоть белогвардейцы обратно вернутся, катавасия начнётся, я выскользну тогда из этого омута, я везучий. Мне надо было Тухачевского на переворот любой ценой спровоцировать, не было у меня другого шанса.
В. Какие конкретные действия Вы предприняли?
О. Ну, мои ребята в наркомате ещё оставались, Ежов только начинал чистку. Через ИНО забросили информацию в берлинскую резидентуру о готовящемся заговоре военных, оттуда утечка произошла в абвер. Был риск, что абвер эту информацию не воспримет, им валить Тухачевского не очень интересно было. На всякий случай, второй канал был заготовлен, на испанское республиканское правительство, Орлов[5] в Испании главным советником был по разведывательной линии. Но абвер решил подыграть, перебросили нужные сведения Бенешу[6], тот тогда на Сталина молился. Время очень меня поджимало, а процесс этот медленно шёл, преступно медленно.
