Ревизия командора Беринга - [13]
Скоро Беринг понял, что если ждать, пока соберут весь необходимый провиант, потеряется ещё один год.
— Не будем мешкать, — объявил он лейтенантам. — Мартын Шпанберг на судах, при Ускуте построенных, поплывёт вниз по Лене. Потом Алданом вверх, Маею и Юдомью... В том надеяние, что могут оныя суда дойтить до Юдомского креста... Сам я с другим отрядом переправляться до Охоцкого острога буду на лошадях. Класть придётся по пять пуд на лошадь, понеже телегами за великими грязями и горами ездить неможно... Ну а ты, Алексей Ильич, покамест в Якуцке останешься. Когда привезут хлеб, получишь его и тоже верхами на лошадях по моему пути ступай...
У Шпанберга дела пошли быстрее. За зиму, проведённую в Усть-Куте, он выучил все необходимые слова и теперь, ещё сильнее выпучивая глаза, орал в воеводской канцелярии:
— Ты есть вор! Кнута захотел?! Клещи давай, пёс!!! Ноздря рвать буду!
Спрятаться хотелось подьячим от страшного лейтенанта, недобрая слава о котором ещё зимою добежала до Якутска.
Весь город облегчённо вздохнул, когда тринадцать нагруженных корабельным снаряжением дощаников, с двухстами человеками команды, возглавляемой Шпанбергом, двинулось в путь.
Чириков тоже почувствовал облегчение. После того как Беринг назначил Шпанберга старшим помощником, Мартын стал требовать беспрекословного подчинения... Оно бы и не страшно, подчиняться Чириков привык, воинскую дисциплину вгоняли в него с восьми лет, и дисциплинированность стала как бы частью самого лейтенанта, без неё он и не мыслил своей жизни, но подчиняться Шпанбергу и исполнять свои прямые обязанности было просто невозможно. Шпанберг вначале требовал, а потом уже думал, что получится от осуществления отданного им приказа.
И всё же Чириков терпел и глупость, и самодурство старшего помощника. Терпение его лопнуло уже здесь, в Якутске.
В тот день денщик Фёдор начал уговаривать Чирикова купить побольше муки и переправить в Охотск.
— Ещё чего... — ответил на этот совет Чириков. — Хватит и того довольствия, которое от казны положено.
— Хватит-то, может, и хватит, — сказал Фёдор. — А только, если лишняя мука будет, её ведь и продать можно. В Охоцке втрое дороже она...
— Хватит тебе глупости говорить! — оборвал его Чириков. — Нешто я торговать стану?
— Может, и глупости... — пробурчал денщик. — Только господин Шпанберг, к примеру, инако думает. Триста пудов своих в дощаники загрузил...
— Ты что языком мелешь? — рассердился Чириков. — Думаешь, что говоришь? Откуда тебе такое глупство на ум взошло?!
— Как это откуль? — безбоязненно отвесил Фёдор. — Сам и помогал денщику их благородия грузить...
Шпанберг не стал запираться.
— Этто есть моя мука! — сказал он и, заметив изумление Чирикова, снисходительно пояснил, что он будет делать в Охоцке коммерцию.
Больше всего удручило Чирикова, что Шпанберг не считает нужным скрывать своё воровство и превращает тем самым его, Чирикова, в сообщника.
Кипя возмущением, Чириков доложил Берингу, что Мартын Шпанберг под видом казённого груза отправляет в Охотск свой хлеб, предназначенный для спекуляции. Возмущение Чирикова было тем сильнее, что вспомнились ему собственные деревеньки, которыми он так и не успел толком распорядиться, отправляясь в экспедицию.
Однако Беринг довольно спокойно выслушал его сообщение.
— Лейтенант Шпанберг много сделал для экспедиции! — сказал он. — Его надобно поощрять.
— Вы знали об этом, господин капитан? — напрямик спросил Чириков.
— Зналь... — ответил Беринг и, желая успокоить ошарашенного Чирикова, добавил: — Я думаль, Алексей Ильич, если вы будете справляться с порученным делом, предлагать вам разрешение приобретать сто пудов хлеба, чтобы тоже иметь коммерцию в Охоцке...
Кажется, Беринг так и не понял, что именно возмутило Чирикова.
Гневом обожгло лицо лейтенанта. Сам не помнил, как ушёл от Беринга, только у себя в избе и опомнился.
На гардемарина Чаплина, однако, рассказ Чирикова никакого впечатления не произвёл.
— Что ж тут такого? — равнодушно сказал он. — Беринг и сам на дощаниках со Шпанбергом пятьсот пудов хлеба отправляет. И с собой повезёт. Он тридцать пять лошадей для своей поклажи затребовал... Обидно, конечно, что тебе капитан только сто пудов разрешил взять. У тебя же не ниже Шпанберга звание...
И снова обожгло лицо Чирикова. Теперь уже не гневом — стыдом. Уже давно раздражала его медлительность командира. Шутка ли сказать — полтора года в пути, а ещё целая тысяча вёрст отделяет их от моря. Медлительность можно было объяснить осторожностью Беринга. А воровство чем объяснишь?
Долго в тот вечер, обхватив голову руками, сидел у стола Чириков. Всё пережил за этот день двадцатипятилетний лейтенант. Гнев, нестерпимый стыд... А сейчас навалилась тяжёлая, безысходная тоска. Волею Петра Великого отправилась в плавание по сибирским просторам морская экспедиция, и вот здесь, в Якутске, начали тонуть ещё не построенные корабли. Щемило сердце Чирикова, когда по приказу Шпанберга начали рубить на куски с такими трудностями привезённые из Петербурга якоря, рвать паруса, чтобы погрузить их на лошадей. А Беринг, словно и не замечая крушения, скупал у казаков меха, думая лишь о коммерции... Сумеют ли они под предводительством такого командира исполнить волю покойного императора?
Ермак с малой дружиной казаков сокрушил царство Кучума и освободил народы Сибири. Соликамский крестьянин Артемий Бабинов проложил первую сибирскую дорогу. Казак Семен Дежнев на небольшом судне впервые в мире обогнул по морю наш материк. Об этих людях и их подвигах повествует книга.
Сейчас много говорится о репрессиях 37-го. Однако зачастую намеренно или нет происходит подмена в понятиях «жертвы» и «палачи». Началом такой путаницы послужила так называемая хрущевская оттепель. А ведь расстрелянные Зиновьев, Каменев, Бухарин и многие другие деятели партийной верхушки, репрессированные тогда, сами играли роль палачей. Именно они в 1918-м развязали кровавую бойню Гражданской войны, создали в стране политический климат, породивший беспощадный террор. Сознательно забывается и то, что в 1934–1938 гг.
Выдающийся поэт, ученый, просветитель, историк, собиратель якутского фольклора и языка, человек, наделенный даром провидения, Алексей Елисеевич Кулаковский прожил короткую, но очень насыщенную жизнь. Ему приходилось блуждать по заполярной тундре, сплавляться по бурным рекам, прятаться от бандитов, пребывать с различными рисковыми поручениями новой власти в самой гуще Гражданской войны на Севере, терять родных и преданных друзей, учительствовать и воспитывать детей, которых у Алексея Елисеевича было много.
Новая книга петербургского писателя и исследователя Н.М. Коняева посвящена политическим событиям 1918-го, «самого короткого» для России года. Этот год памятен не только и не столько переходом на григорианскую систему летосчисления. Он остался в отечественной истории как период становления и укрепления большевистской диктатуры, как время превращения «красного террора» в целенаправленную государственную политику. Разгон Учредительного собрания, создание ЧК, поэтапное уничтожение большевиками других партий, включая левые, убийство германского посла Мирбаха, левоэсеровский мятеж, убийство Володарского и Урицкого, злодейское уничтожение Царской Семьи, покушение на Ленина — вот основные эпизоды этой кровавой эпопеи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В юности душа живет, не отдавая никому отчета в своих желаниях и грехах. Что, например, страшного в том, чтобы мальчишке разорить птичье гнездо и украсть птенца? Кажется, что игра не причинит никому вреда, и даже если птенец умрет, все в итоге исправится каким-то волшебным образом.В рассказе известного православного писателя Николая Коняева действительно происходит чудо: бабушка, прозванная «птичьей» за умение разговаривать с пернатыми на их языке, выхаживает птенца, являя детям чудо воскрешения. Коняев на примере жизненной истории показывает возможность чуда в нашем мире.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
Автор книги Борис Алмазов не только талантливый писатель, но и известный деятель казачьего движения , атаман. Поэтому в своем новом романе он особенно колоритно и сочно выписывает детали быта казаков, показывает, какую огромную роль сыграли они в освоении сибирских пространств.
Роман Александра Бородыни «Крепостной шпион» — остросюжетный исторический детектив. Действие переносит читателя в российскую столицу времён правления императора Павла I. Масонская ложа занята поисками эликсира бессмертия для самого государя. Неожиданно на её пути становится некая зловещая фигура — хозяин могучей преступной организации, злодей и растлитель, новгородский помещик Иван Бурса.
В увлекательнейшем историческом романе Владислава Романова рассказывается о жизни Александра Невского (ок. 1220—1263). Имя этого доблестного воина, мудрого военачальника золотыми буквами вписано в мировую историю. В этой книге история жизни Александра Невского окутана мистическим ореолом, и он предстаёт перед читателями не просто как талантливый человек своей эпохи, но и как спаситель православия.
Иван Грозный... Кажется, нет героя в русской истории более известного. Но Ю. Слепухин находит новые слова, интонации, новые факты. И оживает Русь старинная в любви, трагедии, преследованиях, интригах и славе. Исторический роман и психологическая драма верности, долга, чувства.