Ревизия командора Беринга - [12]
Чириков провёл рукою по карте, вычерчивая возможный путь. Беринг проследил за его рукою, потом покачал головой.
— Надобно, господин лейтенант, сделать не как лучше, а как приказано! — сказал он. — Все, господа офицеры. Завтра отплытие. Чириков устраивается с командой в Илимске на зимовку, а Шпанберг сразу идёт в Ускут. Я еду в Иркуцк.
И, заметив недоумённые взгляды, которыми обменялись Чириков и Шпанберг, пояснил:
— Иркуцкий воевода прежде в Якуцке служил. О тамошних местах немало известен... Надо обсудить с ним, как нам способнее дале до Охоцка переправиться.
7
Чем дальше продвигался Беринг в Сибирь, тем тяжелее и резче становились морщины на лице. А само лицо потемнело, разбухая бесконечными вёрстами, как разбухает в воде сухарь ржаного хлеба.
Необычно суровой показалась первая проведённая в Сибири зима. Трещали разрываемые морозом деревья в Тайге. В неподвижном, загустевшем от стужи воздухе звуки эти походили на орудийную пальбу.
Страшнее пушек косили морозы согнанных Шпанбергом мужиков, но это не останавливало лейтенанта. На место обессилевших, обмороженных нагонял из окрестных деревень новых людей, и к весне успел завершить строительство барок.
В начале мая, когда подули низовые ветра и вскрылась Лена, поплыли к Якутску вслед за уходящим льдом. Беринг был доволен своим помощником. Шпанберг сделал всё, что ему было поручено.
Чириков повёл в Якутск второй караван.
Непривычно суровой была зима, но ещё непривычнее оказалось сибирское лето. Давно ли вскрылась ото льда Лена, ещё и месяца не миновало, а уже наступила нестерпимая жара. Что-то непонятное творилось в небе. Тучи то плыли навстречу друг другу, то разбегались в разные стороны, а в высоте над ними неподвижно стояли белые перистые облака. Ночью берега затягивало белесоватой стелющейся мглой, и когда снова пригревало солнце, небо покрывалось пепельной дымкой. Сквозь неё, малиновое, просвечивало солнце. Трудно было дышать...
Местные казаки объясняли, что это сухой туман... Бездожие... Троицких дождей не было, дай Бог, чтоб Петровские не обошли землю... Иначе — неурожая не миновать...
Острог стоял примерно в версте от берега. Длинною улицей вытянулись дома, прячущиеся за оградами, сложенными из стволов лиственниц... Сам острог тоже был огорожен бревенчатой стеной. Тяжело возвышались над ним рубленые, потемневшие башни.
К восточной башне, прямо над воротами в острог, балкончиком была прирублена избушка на три окна. В избушке сидел казак.
— Откуль будешь, крещёный? — спросил он, когда Чириков остановился перед темнеющей на стене иконой Спасителя, чтобы осенить себя крестным знамением.
— Господина капитана Беринга ищу! — отвечал Чириков. — Открывай ворота.
— Не заперто... — утирая рукавом нот, ответил казак. — Укочевавши все, от кого запираться? Разве от Мартына Чумы? Так ведь не велено...
Поправив жаркий парик, Чириков вошёл в прохладу похожих на длинные сени ворог. Несколько десятков изб теснилось в остроге. Прямо у ворот стояли пушки. Когда Чириков дотронулся до одной, тут же отдёрнул руку. Ствол раскалился, словно из пушки только что палили.
— Где капитана Беринга найти? — спросил Чириков у спустившегося вниз казака.
— У воеводы сидит... — отвечал казак. — Мартын тоже там. Вой, тая изба, в которой кричат...
У воеводы Полуэктова серьёзный разговор шёл.
— Всё исделано, господа капитаны! — говорил Полуэктов. — Как господин губернатор указывал, так и исполнено. Гайдемарину вашему плотников дал, он их с капралом в Охоцк отправил. Должно быть, уже построен корабль... Попадайте с Богом в Охоцк да плывите скорее, куды велено. Бог вам в помощь!
Уже не первый раз, видно, воевода повторял это. Не первый раз и Беринг повторял, что в Якутске экспедиции надобно запастись провиантом на несколько лет, а кроме того — это тоже в письме Долгорукова писано, — надобно предоставить людей для вспоможения команде, и главное — лошадей, чтобы перевезти грузы...
— Всё, что могу, — дам... — взглянув на вошедшего Чирикова, тускло проговорил Полуэктов. — А чего не дам — не взыщите. Якуцк — сами изволили видеть — невелик город. Триста дворов всего. Ясак собирать некому. А деревни и так уже вами исщипаны...
Мог воевода и впрямь немного. В бесконечных перепалках тянулись уныло-жаркие дни. По вечерам гардемарин Чаплин, живший вместе с Чириковым в пустой — хозяева укочевали на летний алас — якутской избе, записывал в журнале унылую летопись...
«Июль. Пятница 1-го. Куплено в морской провиант 9 быков. Прислано от канцелярии служивых 11 человек. Послано за реку 12 быков. Рубили железо в мелкие штуки для прибавки в сумы, в которые не вмещается по 2 с половиной пуда. Просил словесно воеводу о служивых: 1) чтоб изволил прислать немедленно; 2) ежели завтра к вечеру нас не отправит, то все материалы привезём в город или пришлём письмо, которое вам не угодно будет. Ответствовал словесно на 1) служивых сколько сберём, тех и пришлём; 2) как изволит господин капитан, понеже людей мало».
Поскрипывало перо, кончался пятисотый день экспедиции.
Воевода Полуэктов тоже упражнялся в сочинительстве. По вечерам составлял длинные жалобы на Беринга, прикладывал печать с орлом, вонзившим в соболя когти... Отправлял воевода жалобы в Тобольск и Петербург, но здесь, в Якутске, перечить боялся — всё бы отдал, лишь бы поскорее избавиться от непрошеных гостей...
Ермак с малой дружиной казаков сокрушил царство Кучума и освободил народы Сибири. Соликамский крестьянин Артемий Бабинов проложил первую сибирскую дорогу. Казак Семен Дежнев на небольшом судне впервые в мире обогнул по морю наш материк. Об этих людях и их подвигах повествует книга.
Сейчас много говорится о репрессиях 37-го. Однако зачастую намеренно или нет происходит подмена в понятиях «жертвы» и «палачи». Началом такой путаницы послужила так называемая хрущевская оттепель. А ведь расстрелянные Зиновьев, Каменев, Бухарин и многие другие деятели партийной верхушки, репрессированные тогда, сами играли роль палачей. Именно они в 1918-м развязали кровавую бойню Гражданской войны, создали в стране политический климат, породивший беспощадный террор. Сознательно забывается и то, что в 1934–1938 гг.
Выдающийся поэт, ученый, просветитель, историк, собиратель якутского фольклора и языка, человек, наделенный даром провидения, Алексей Елисеевич Кулаковский прожил короткую, но очень насыщенную жизнь. Ему приходилось блуждать по заполярной тундре, сплавляться по бурным рекам, прятаться от бандитов, пребывать с различными рисковыми поручениями новой власти в самой гуще Гражданской войны на Севере, терять родных и преданных друзей, учительствовать и воспитывать детей, которых у Алексея Елисеевича было много.
Новая книга петербургского писателя и исследователя Н.М. Коняева посвящена политическим событиям 1918-го, «самого короткого» для России года. Этот год памятен не только и не столько переходом на григорианскую систему летосчисления. Он остался в отечественной истории как период становления и укрепления большевистской диктатуры, как время превращения «красного террора» в целенаправленную государственную политику. Разгон Учредительного собрания, создание ЧК, поэтапное уничтожение большевиками других партий, включая левые, убийство германского посла Мирбаха, левоэсеровский мятеж, убийство Володарского и Урицкого, злодейское уничтожение Царской Семьи, покушение на Ленина — вот основные эпизоды этой кровавой эпопеи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В юности душа живет, не отдавая никому отчета в своих желаниях и грехах. Что, например, страшного в том, чтобы мальчишке разорить птичье гнездо и украсть птенца? Кажется, что игра не причинит никому вреда, и даже если птенец умрет, все в итоге исправится каким-то волшебным образом.В рассказе известного православного писателя Николая Коняева действительно происходит чудо: бабушка, прозванная «птичьей» за умение разговаривать с пернатыми на их языке, выхаживает птенца, являя детям чудо воскрешения. Коняев на примере жизненной истории показывает возможность чуда в нашем мире.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
Автор книги Борис Алмазов не только талантливый писатель, но и известный деятель казачьего движения , атаман. Поэтому в своем новом романе он особенно колоритно и сочно выписывает детали быта казаков, показывает, какую огромную роль сыграли они в освоении сибирских пространств.
Роман Александра Бородыни «Крепостной шпион» — остросюжетный исторический детектив. Действие переносит читателя в российскую столицу времён правления императора Павла I. Масонская ложа занята поисками эликсира бессмертия для самого государя. Неожиданно на её пути становится некая зловещая фигура — хозяин могучей преступной организации, злодей и растлитель, новгородский помещик Иван Бурса.
В увлекательнейшем историческом романе Владислава Романова рассказывается о жизни Александра Невского (ок. 1220—1263). Имя этого доблестного воина, мудрого военачальника золотыми буквами вписано в мировую историю. В этой книге история жизни Александра Невского окутана мистическим ореолом, и он предстаёт перед читателями не просто как талантливый человек своей эпохи, но и как спаситель православия.
Иван Грозный... Кажется, нет героя в русской истории более известного. Но Ю. Слепухин находит новые слова, интонации, новые факты. И оживает Русь старинная в любви, трагедии, преследованиях, интригах и славе. Исторический роман и психологическая драма верности, долга, чувства.