Реставрация обеда - [29]

Кстати, о Цицероне… Однажды близ антикварной лавки мне предложили трехтомник его сочинений, изданный в девятнадцатом веке. «А не хотите ли письма Цыцы?» – обратился ко мне подержанный букинист. «Наверное, Кики?» – честолюбиво отозвался я, поскольку, ввиду отсутствия звука «це» в классической латыни, родовое имя знаменитого публициста начиналось с буквы – «ка». Кикерон. Но мои познания – воспрепятствовали покупке трехтомника. «Раз ты такой умный, значит, достанешь сам!» – выразился букинист и унес замечательное издание к любителю попроще. Отсюда вывод… Нельзя обнаруживать свою осведомленность до завершения сделки с Антихристом. Вывод немного парадоксальный, зато – верный. И лучше всю жизнь прикидываться дураком, чем париться в котле под крышкой.

Поэтому я посещал букинистические магазины, можно сказать, инкогнито…

Густав Шкрета; сорока двух лет; пегий шатен со сломанным носом… Интересуюсь открытками… Кисейных барышень начала двадцатого века…

В Праге великое множество всяких антикварных лавок, но особенно располагают – две или три. По вашему выбору. Где-то понравится продавец, где-то атмосфера, где-то вы найдете очень нужную книгу или вещь и будете впредь посещать эту лавочку регулярно. У меня было три таких места, о точных адресах – умолчу. И вот однажды в лавке букиниста, которая устраивала меня по всем показателям – продавец, атмосфера, выбор, – я рассматривая только что приобретенную фотографическую открытку…

Крошка Фифи; лучшие воспоминания; Спальна улица, дом четырнадцать…

Судя по некоторым признакам, открытка была изготовлена не позже тридцатых годов. На эту экспертизу у меня ушло немного времени – я просто чуть сдвинул в сторону палец и обнаружил в правом нижнем углу дату – 1930. Именно в этом году «Крошка Фифи» облюбовала канапе, чтобы увековечить себя на фотографии. Я поблагодарил букиниста и вышел из лавки в чудесном расположении духа. Спальна улица была в двух кварталах отсюда, погода хорошая… «Почему бы не навестить Фифи или то, что от нее осталось? – подумал я и отправился на поиски дома номер четырнадцать.

В Старом Городе ничего не менялось лет триста. Собственно говоря, в этом и состояла мистика Праги – довольно легко представить себе Голема, неизменно стоящего на одном и том же углу с кружкой для подаяний. Впрочем, я неоднократно замечал, что люди склонны врать по поводу своих фантазий. Они заполняют страницы книг описаниями, как в летний душный вечер им привиделся на дороге Кафка… Еще охотнее представляется коллективный призрак Ярослава Гашека под руку со Швейком. На двадцати – тридцати страницах. Как Гашек и Швейк гуляют по улочкам Праги вроде бродячих собак, по пешеходному маршруту номер три, для туристов, посещающих Старый Город с мини-разговорником. И тут же прилагается обязательное описание черепичных крыш, которые никак не падут на головы графоманов. Эти литературные фантазии вызывают у меня чувство собственной неполноценности. Поскольку готические и мистические образы Старой Праги предпочитают со мной не сталкиваться на «узких улочках». У них, кстати, хорошо поставлена служба контрразведки, поэтому когда я выхожу погулять, то никого аномального не встречаю… Вот пробежала собака с шелковым платком на шее; вот голубка, которую выкормил Пабло Пикассо, пролетела с куском батона в клюве; вот дом четырнадцать по улице Спальна…

Я вытащил из кармана «эротическую» открытку и снова принялся ее исследовать. На предмет – что мы здесь видим, кроме отчаянно декольтированной «крошки». Канапе, пальма, абажур… Фифи увековечила себя возле окна, в котором отпечатался дом напротив, со специфически декорированным фасадом. Я бы не взялся определить архитектурный стиль этого дома, поскольку «декор» и «декольте» – разные вещи. Но для себя отметил, что это должно быть «полуодетое рококо» и, судя по некоторым оригинальным «завитушкам», – первой половины восемнадцатого века. На фотографии виднелась часть балкона, который сохранился до нашего времени, и если мысленно провести параллельную линию – то окна Фифи находились на уровне третьего этажа в правом крыле дома номер четырнадцать…

Мне оставалось пойти и ознакомиться с дверью в квартиру Фифи, поскольку дальше – могли и не пустить. Редко кого устраивает, что в их помещении был бордель и, возможно, прабабушка – его содержательницей. Но стоило попробовать… Минуя с уверенным видом дверь консьержки, я поднялся на третий этаж для заключительного этапа реконструкции. Этакий филокартический маньяк в момент обострения болезни. На лучшее к себе отношение я не рассчитывал. Поэтому нажимал на звонок – уже без прежней уверенности… Дверь открылась, когда я собирался уйти непонятым… На пороге стоял средних лет мужчина и приветливо мне улыбался, как психоаналитик.

– Да? – с тем же вежливым, профессиональным интересом он продолжал изучать меня – от уха до уха.

Не знаю почему, но мне захотелось вдруг выложить ему всю правду: о том, как в трехлетнем возрасте ввиду отсутствия витаминов я пробовал есть уголь. Но я не нашел ничего другого, как спросить:

– Простите, Фифи дома? – и приготовился учтиво откланяться, бормоча, что, по всей вероятности, я ошибся адресом.