Республика ученых - [56]

Огороженный выгон: в нем две лошади. Его лицо приняло еще более официальное выражение. Часовая мастерская дождя. /Кобыла: жеребец: Hengist и Horsa.[206]/Он сжал мое предплечье. Сказал строго: «Позовите их сами. — Нет: скажем, э-э-э — «Джейн»; «Стеффен»: Зовите».

Я скрестил руки на груди (чтобы обрести хоть какую-то опору: все вокруг меня начало медленно кружиться!). — Он в несказанном изумлении смотрел на меня: «Елена?!» она равнодушно взглянула на меня профессиональным взглядом переводчицы. Внезапно я вновь ощутил колебания почвы под ногами/Но: не волнуйтесь, я к Вашим услугам. (Попробовать, что ли?) —:

«ДЖЕЙН?!: «СТИВЕН!»: лошади резко вскинули головы?:?:! Они двинулись по направлению к нам: сначала шагом, потом рысью, потом пустились галопом (под конец они неслись совсем уж бешеным аллюром, стелясь брюхом по земле — я уж и не знаю, как называется этот головокружительный лошадиный бег?!) -

Подскакав, они остановились, как вкопанные, у изгороди, дрожа всем телом. /Дали себя погладить. Рыли копытами землю. (А у кобылы-то живот как налитой!» Успенский подтвердил мою догадку: «Стэффэн покрыл Джейн.» Бесчисленное количество раз. Она стыдливо отвернулась, слабо выдохнув воздух — этот звук напомнил мне придыхание в древнегреческом.)/И снова оглаживание и шепот: они отчаянно фыркали (видимо, их порядком-таки смущали чудовищно развившиеся половые железы: двойственные натуры! полулюди, полулошади: ничего не попишешь, тропические широты!). -

Лошадей увели; нас осталось трое — я и передо мной два похитителя мозгов. Они похитили у нас, у людей Свободного Запада, два высочайше развитых интеллекта: о, мерзавцы!!/Но Успенский сказал — холодно и весомо:

Передайте своему мистеру Инглфилду: Мы могли бы кое-что предложить взамен! — Дело в том, что — «(а теперь с абсолютной серьезностью): «мы тоже недосчитываемся кое-кого — например, двух лучших шахматистов — чемпиона мира Рылеева; и Вовейкой.»

«Мы сохраним мозги до: 1-го октября: передайте это мистеру Инглфилду!» /И хотя я и пользовался неприкосновенностью как парламентер (кроме того, уж мои-то мозги вряд ли вызвали бы интерес у похитителей!), я вновь был вынужден ухватиться за дощатую изгородь: Апулей из Мадары вовсе не шутил! Make me strange stuff,[207] если я вздумаю отказаться./Они проводили меня по Портовой улице вплоть до границы. Накрапывал дождь — его капли, казалось, высверливали в моем мозгу тысячи крошечных отверстий.

Но — (видимо, все-таки, я был прирожденным репортером; ибо не смог удержаться от вопросов: от вопросов ли?!): «И каков же должен быть результат?» (У лошадей, после того, как Грегсона спарили с Джейн Кэппелмен. — Он пожал плечами: «Может быть, кентавры. — Товарищ Жуковский?» Но и тот не знал, что ответить. — «Поживем — увидим»: «Хар-рашо».

Узнаёт ли овчарка «свое тело»?: Я имею в виду, узнаёт ли пересаженный в собаку мозг свое прежнее, обретшее чужой мозг, изменяющееся тело? — Они, неприязненно хмурясь, покачали большими головами: «Существует, кажется, еще не выясненная до конца связь. Часто оба испытывают взаимное влечение, любят бывать вместе» (собака спала в таких случаях в комнате своего хозяина; скулила, когда он ее оставлял. Но бывало и так, что она кусала его, — во всем этом еще нет окончательной ясности.)

«Граница зоны»: с мокрой от дождя стены во весь голос взывали красные буквы: «Вы покидаете лагерь мира!»/Еще раз обернуться, взглянуть назад. Я спросил, сделав над собой усилие — для одного человека этого было слишком много: «Господин Успенский?: Кто Вы, собственно?!»/Он поклонился, держа в руке черный котелок: «Руководитель Объединенных Восточных Разведывательных Служб». И — официальным тоном — через Елену: «Я ожидаю мистера Инглфилда в 11 часов в Нейтральной полосе: для переговоров!» (И церемонное «До свидания!» Со всех сторон раздавалось: «Good bye, Sir.»).[208]

Между двумя мокрыми от дождя высотными зданиями (перед ратушей): Не может быть, чтобы никто меня не встретил! (Ах, да: мы ведь не договорились о времени встречи. Я пошел за угол дома-башни, похожего на карандаш (какой длины мой новый карандаш? Примерим-ка).[209] Мимо архива (где хмурый и сгорбленный индиец читал у открытого окна книгу: такова сила привычки!)./Затем вверх по Портовой улице, уже перейдя на правую сторону острова, к гостинице (пойдем-ка помедленнее: необходимо привести свои мысли в порядок. — Нет-нет! Нельзя медлить! Надо бежать!: ведь те, в лошадином загоне, мечтают вырваться на свободу!!) -

Задыхаясь, я влетел в дверь гостиницы, дождевая вода стекала у меня по лицу; портье в недоумении оглядывал меня./С трудом отдышавшись, я сказал ему, куда я спешу: «К мистеру Инглфилду!»/А пока придется подождать в кресле. (Но не успев усесться, я вскочил, как ужаленный: ведь теоретически вполне могло случиться так, что садишься в кресло, обтянутое твоей собственной кожей! С книгой в руках, переплетенной в твою собственную кожу; на плечах — подбитая теплым мехом куртка из собственной кожи: я ли, ты ли — кто разберет? Можно потягивать водку, налитую в бокал, сделанный из твоего собственного черепа: налей-ка нам, Розамунда! Хихикая, разглядывать собственный голый череп: с пиететом водрузить свой собственный скелет в рабочем кабинете. — : Можно