Res Publica. Русский республиканизм от Средневековья до конца XX века - [242]

Однако эффективность данной политической технологии при обеспечении текущей легитимации власти не должна скрывать ее опасности для решения стратегических задач формирования государственности. Конструируемое «единодушие» способно обеспечить скорее негативную консолидацию общества (по отношению к внешним угрозам), но плохо поддается управлению при решении внутренних задач, создавая угрозу утраты системой гибкости и динамики в условиях глобальных вызовов. Идеологический инструментарий реставрационных технологий берется из прошлого, не предлагает новых содержательных решений, наконец, способен действовать лишь ограниченное время (концентрируясь в идее очередного мобилизационного рывка). Данный консервативный консенсус непрочен: имеет место конфликт исторической и рациональной легитимации республиканского строя, которые неизбежно будут расходиться с течением времени.

Плебисцитарный авторитаризм как способ разрешения конфликта общества и власти

Плебисцитарная демократия — сравнительно новый феномен для России, начавший формироваться в постсоветский период. В новейшее время стали очевидны тенденции к закреплению этой системы в форме «демократического цезаризма» или плебисцитарного авторитаризма. Некоторые говорят даже о «плебисцитарном патримониализме», но это — «противоречие в определении». В отличие от тоталитарных или обычных авторитарных режимов (направляемой демократии), плебисцитарный авторитаризм имеет специфическую комбинированную легитимность — соединение в одной формуле народной и персоналистской легитимности (народ доверяет свою судьбу одному лидеру). До настоящего времени в российском контексте о данном тренде можно было говорить скорее как о потенциально возможном феномене, поскольку ранее он никогда не получал столь определенного выражения.

Историческими разновидностями подобного правления стали принципат как форма перехода от республики к империи в Риме, а в Новое время — традиции бонапартизма, голлизма, некоторых режимов направляемой демократии (перонизм) или их современные медийные эрзацы. Их суть определяется категориями утраты доверия общества к демократическим институтам (прежде всего парламентаризму и политическим партиям), поиска «социальной справедливости» в расколотом обществе, стремления к «национальному возрождению» в форме режима «ограниченного плюрализма» с соответствующей конституционной идеологией, созданием независимого и автономного от общества центра власти, способного воздействовать на общество извне и осуществлять политическое лавирование, легитимировать свое существование на плебисцитах или выборах, выполняющих сходные функции выражения поддержки лидеру.

Современный российский режим действительно приобрел ряд ключевых признаков плебисцитарной демократии. Он лавирует между силами старого порядка и силами, выступающими за модернизацию. Его характерными проявлениями являются двойная легитимность (демократическая, через выборы, и авторитарно-патерналистская), антипарламентаризм, недоверие к политическим партиям, непартийное техническое правительство, централизм, бюрократизация государственного аппарата и формирующийся культ сильной личности. По результатам выборов в Думу 2016 г. число партий резко сократилось: из их общего числа (около 80) реально функционирующими оказались не более трети (называют цифру в 25 партий), из последних к выборам оказались допущены (по результатам анализа партийных списков) только 14, в Думу прошли лишь 4, причем конституционное (квалифицированное) большинство оказалось только у одной — «Единой России». При внешней эффектности победы партии власти уровень ее отчуждения значительно возрастает. Ясно, что эта конструкция, подобно сужающемуся бутылочному горлышку, минимизирует число альтернативных политических проектов, ведя к отстранению партий от реального участия в политическом процессе, перенесению всей полноты политической ответственности на партию власти, а в конечном счете — делегированию ее формально надпартийному лидеру — президенту. Для утверждения плебисцитарного режима не хватало только одного фактора — демонстрируемой массовой поддержки. Теперь он появился, что не вызывает сомнений в контексте итогов президентских выборов 2018 г. По данным ВЦИОМ, в новейший период времени (2014–2018 гг.) рейтинг доверия главе государства составлял от 82 до 88 %, а его текущие колебания отражают, подобно кардиограмме, успехи и провалы во внешней и внутренней политике государства.

Конституционное выражение этого тренда — сохранение всех формальных элементов конституционности при тщательной прагматической корректировке их содержания (или, точнее, селективном применении конституционных процедур, удобных власти, и «замораживании» неудобных) и, более того, использование формальных конституционных норм (их комбинаций, умолчаний и противоречий) в интересах режима. Развитие авторитарных тенденций постсоветского периода шло очень плавно и растянулось на десятилетия; оно опиралось на корректировку правовой системы и дозированные репрессии с постоянным тестированием восприятия данных мер разными группами общества. Более приемлемым является поэтому понятие «гибридного режима»: оно означает комбинирование демократических и авторитарных признаков и допускает их разное соотношение. Это и имело место в постсоветской России, где, начиная с 1993 г., за тридцать лет по существу сменилось до пяти различных режимов (или существенных модификаций одного режима), которые при общей преемственности демонстрируют разное сочетание элементов плюрализма и контроля, балансируя на грани «мнимого конституционализма» или переходя эту грань. Политико-правовым выражением тенденции становится делегирование власти лидеру, успех которого является единственным определяющим критерием легитимности (электоральный популизм).