Рембрандт - [20]

«А каков же я сам?» — смутно шевельнулась у Рембрандта мысль, и он невольно поискал глазами зеркало.

Он шел, решительно расталкивая толпу. Вот они, те, кто о нем судачил. Вот Говерт Флинк, его бывший ученик, а теперь — рабский подражатель ван дер Гельста; и Флинк тоже судачит о нем… судачит и Кампо Вейерман, тоже некогда его ученик!.. А еще дальше — худощавый Рейсдаль; он смеется, растянув тонкие губы, не зная, что и думать о внезапно возрожденном, как птица феникс, мастерстве Рембрандта. Рядом с Рейсдалем — торговец картинами Гуго Аллардт. Он даже побледнел от зависти. И все — чужие, друзья, товарищи юности его, его, Рембрандта, — наклоняясь друг к другу, шушукаются о нем.

Но вот они заметили, что он смотрит на них. От удивления те, на которых упал его взгляд, широко открыли глаза и сейчас же потупились. Он ни с кем не раскланялся. Распахнув плащ, прошел мимо, прямо к братьям Данкертсам.

Люди молча расступались перед ним. Какой-то человек шепнул что-то на ухо своему сынишке, которого он держал за руку. И вдруг раздался детский звонкий голосок. В нем слышались и удивление и восторг:

— Это Рембрандт?..

Тогда все с удивлением и любопытством обернулись в сторону мастера. Посетителей охватила вдруг почтительная робость: они смущенно приподнимали шляпы и учтиво шаркали. С трудом сдерживаемое раздражение Рембрандта росло. «Трусы, — думал он. — Трусы!..» И никому, решительно никому не поклонился.

Он шел прямо к братьям Данкертсам.

Те увидели Рембрандта и, застыв от испуга, ждали его приближения. Они никак ни думали, что он здесь появится.

Корнелис быстро захлопнул кассовую книгу и поспешно засунул ее под ворох бумаг, но по пристальному взгляду Рембрандта понял, что опоздал. Художник посмотрел туда, где была спрятана кассовая книга, посмотрел на разбросанное по столу золото и серебро, отливавшее матовым блеском на яркой поверхности красного дерева, и перевел взгляд на побледневшие лица обоих братьев.

Еще было не ясно, чем все это кончится. Теснясь, все устремились к столу. Никто не понимал, что же происходит между мастером и продавцами его картин. Англичане, услышав великое имя, локтями и коленями пробивали себе дорогу в первый ряд, чтобы посмотреть на «the most famous painter» — самого знаменитого художника.

Лицо Рембрандта побагровело. Художник стиснул свой твердый железный кулак, но, видимо, опомнился и разжал пальцы. Он вдруг протянул руку к горке бумаги, не обращая внимания на робкий протестующий жест Корнелиса, вытащил кассовую книгу, открыл ее и, перелистав, нашел то, что искал. Хотя внутри в нем все трепетало, внешне он сохранял спокойствие, полное самообладание, стоившее ему огромного усилия воли. «Мошенники!» — думал он с негодованием.

Но когда заговорил, голос его был тихим и вялым:

— Девяносто пять рисунков, эскизов, черновых набросков… проданы первого октября…

Рембрандт и Данкертсы обменялись пристальными гневными взглядами. Несколько оправившись от растерянности, торговцы постарались принять непринужденный вид, желая создать впечатление, что они не понимают, чего от них хочет Рембрандт.

Мастер перелистывал книгу и читал вслух:

— …Двадцать третьего октября — сто шестнадцать офортов и больших эстампов…

Он оглянулся по сторонам.

Все продано, сказал ему Сегерс. Все! Даже вещи, которые были на комиссии у Клеменса.

Сегодня вечером производится расчет за все, что продано. А вот висят и последние его произведения! Мошенники принесли ему всего триста гульденов, и он еще с поклонами проводил их до дверей!

Рембрандт стукнул кулаком по столу. Монеты подпрыгнули: один золотой гульден покатился и с дребезжащим звоном упал на пол.

«Трех тысяч было бы мало за все!» Да еще Париж! Париж! Шиартр! О мошенники!.. А ему-то приходилось в течение многих месяцев выслушивать упреки Сикса и угрозы Беккера!

В следующее мгновение он очутился в соседней комнате. Данкерт Данкертс, подскочивший к стенному шкафу, чтобы загородить его, от сильного удара в грудь отлетел в сторону. Рембрандт дернул за дверцы и распахнул шкаф настежь. Там лежало золото — его золото, аккуратно сложенное в мешочки с монограммами «Д. и К. Д.» по сто монет в каждом. Лежали здесь и векселя. Его векселя, «payables au premier de novembre chez M. M. les banquiers» — подлежащие оплате первого ноября у господ банкиров…

Все завертелось у него перед глазами… Но он быстро овладел собой. Размеренными движениями хладнокровно сосчитал деньги и с поразительным спокойствием опустил все мешочки — все до единого! — в большие карманы своего плаща, затем сложил векселя и отправил их туда же.

В выставочном зале, когда он вернулся, стояло тягостное, враждебное молчание. Но эта враждебность была явно направлена против Данкертсов. Братья забились в угол. При появлении Рембрандта оба отвернулись.

Мастер рассмеялся коротким язвительным смехом.

— Благодарю вас, — проговорил он. — Благодарю вас за удачную продажу и за то, что деньги в полной сохранности.

Указывая на рассыпанное по столу золото и серебро, он прибавил:

— Вот ваша доля, — и обратился к посетителям, которые в безмолвном удивлении расступались перед ним.