Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969 - [40]

У меня выдалось несколько свободных дней на работе в промежутке между весенними полевыми работами и осенними уборочно-посевными. Трактористы в это время ремонтируют трактора, сеялки и готовят с комбайнерами к уборке урожая комбайн. А я двинулся пешком через деревню Луговую и лес в подсобное хозяйство. Мне выдали «орудие труда» и отмерили участок, который я должен обработать. Примерно через два часа я уже получил пропуск на завод и пошёл в город, в котором ещё не бывал. По пути перешёл через большой металлический мост через реку Пышму. Мост был добротным и годился для любого транспорта, кроме железнодорожного.

Город оказался одноэтажным. Я добрался до завода и на проходной сдал пропуск. Это была специальная проходная для выдачи отходов производства. Сюда заезжали на гужевом транспорте, заполняли бочки и отсюда везли по назначению. Там же, где заполняли бочки, копошились бедолаги одиночки, собирая в посуду или мешочки эти самые отходы. Я вначале собирал что попало, но потом присмотрелся и увидел, как люди добывают себе пропитание: зачерпывают из больших чанов черпаками барду погуще и выливают на помост. Оттуда жижа стекает обратно, а часть гущи остаётся, вот её-то уже собирают. Я последовал их примеру и где-то через полчаса насобирал с полведра гущи. И отправился домой, ведь мне ещё предстоял десятикилометровый путь.

День был жаркий, и мне захотелось пить. Шёл я напротив подсобного хозяйства, и рядом протекал ручеёк чистой и прохладной воды, как из родника. Ручеёк этот впадал в реку Пышму. Я прилёг на бережку ручейка, наклонился и начал пить. Но вкус воды оказался горько-солёным. Пришлось выплюнуть эту гадость. Лишь позже, лет через восемь, я узнал, что вода эта лечебная минеральная. А на том месте в будущем построят санаторий.

Собранную мною гущу из барды мама ещё раз отжала и из неё в смеси с лебедой напекла лепёшек. Они получились вполне съедобными. Позже я ещё несколько раз ходил на спиртзавод, и мы питались лепёшками из барды в течение месяца.

Хочу написать немного об односельчанах из деревни Квака, супругах Ворончихиных – Романа и Дарьи, которые приехали в Перванову позже нас. Удивило, что они приехали без детей, трёх мальчиков (я уже о них говорил выше). Со взрослыми мы почти не общались, хотя я их видел иногда на работе.

Как-то после получения пособия за погибшего мужа мама послала меня на рынок в Талицу за хлебом. Хлеб тогда продавался лишь спекулянтами. Сто рублей у них стоил чёрный ржаной, сто пятьдесят – серый пшеничный, двести – белый. В магазинах хлеб не продавался, а лишь выдавался по карточкам. Видимо, на рынок я пришёл поздновато, поскольку народа уже было мало. И вдруг в толпе беспризорников я увидел детей Ворончихиных. Они приставали к каждому зашедшему на рынок, прося у них подаяние. Видимо, тем и жили. Были они грязные, оборванные. Но старшего, Ивана, с ними не было. Мне недосуг было раздумывать над этим, поскольку я пришёл на рынок за хлебом, но чёрного и серого в продаже не было. Тут вдруг вновь зашедший на рынок человек показал из-под полы булку белого хлеба. Я подошёл и купил её за 200 рублей. Но не успел я спрятать хлеб в сумку, как меня окружила ватага из пяти-шести ребят примерно моего возраста.

Я понял, что мои дела неважные: отберут хлеб и оставшиеся деньги. В лучшем случае. Решил – буду сопротивляться! А сам тем временем кладу хлеб в сумку. Они молча на меня уставились, ожидая моих дальнейших действий. И тут я разглядел среди них Ивана Ворончихина, моего одногодка и бывшего одноклассника. Мы с ним заговорили на удмуртском языке. Иван рассказал, что они живут на рынке, спят на прилавках под навесом. Младшие братья побираются, а он подрабатывает грузчиком, рубщиком мяса и т. п. Хотя по всему было видно, что не брезгует и мелкими грабежами. Сказал, что в будущем надеются «устроиться» в детский дом, поэтому о родителях сознательно не говорят, когда их приводят в милицию.

Окружившие меня ребята были в недоумении. Я услышал возгласы: «Это ихний!». Они расступились, и я смог уйти с рынка. По пути домой так сильно захотелось есть, что не удержался и от вкуснейшей булки отгрыз всю корочку. Появляться дома с таким «неаккуратным» товаром было неудобно, но тут мне повезло – дома никого не было. Я разрезал буханку на части, которые оценил по-своему, чтобы сумма кусочков составила 200 рублей. Вот такой с моей стороны был обман.

* * *

В начале июля пришлось поработать и на сенокосе. Траву косили в основном конными сенокосилками, а где они пройти не могли – вручную. Моей задачей было перевозить уже высушенное сено в стога ближе к ферме и конному двору.

Вместе со мной работал Толя Конев. Конь у него был необычный – иноходец. Рысью он не бегал, а «ходил», как спортсмены-скороходы, очень быстро. Кличка у него была Савраско. Есть такая масть – саврасая, жёлто-красная. Мы с Толей устраивали гонки верхом без сёдел. Он на Савраско, я на Чалко. Расстояние, примерно, по километру туда и обратно с разворотом. Гнали галопом изо всех сил. Побеждали с переменным успехом – то Толя, то я. А проигрывали не более пары метров.