Религия в сознании - [9]
Чтобы объяснить эти сходства, Буайе и Лиенар утверждают, что ритуализированные действия, свойственные всем вышеперечисленным сферам, являются следствием взаимосвязи двух нейро-когнитивных структур. Первая из них — предупреждающая система [Precaution System], эволюционная роль которой заключается в определении потенциальной угрозы для организма на основании поступающих из окружающей среды сигналов (например, запах указывает на возможность заражения) и спектра соответствующих действий (например, избегание / очищение). Следовательно, люди оснащены способностью воспринимать поступающие из окружающего мира сигналы как указание на потенциальную опасность и у нас есть врождённый репертуар атавистических последовательностей действий, направленных на снижение потенциальной опасности. Вторая система связана с разделением действий на значимые части. Повседневные действия разбиваются на последовательности, которым можно приписать цели и в которых действия становятся более или менее автоматическими (например, процесс одевания). Ритуализированные действия, напротив, производят разделение на более низком уровне телодвижений (специфических паттернов поведения), что приводит к отсутствию непосредственной цели и невозможности их автоматизировать. Выполнение длинных последовательностей телодвижений заполняет рабочую память, что на некоторое время ограничивает доступ к навязчивым или назойливым мыслям, вызванным активацией предупреждающей системы. На данном психологическом уровне ритуализированное действие «работает». Однако, как это ни странно, в дальнейшем выполнение такого ритуализированного действия приведёт к ещё большему усилению чувства потенциальной опасности, и сами ритуализированные действия, будучи по сути кратковременным средством, скорее всего вызовут последующую активацию предупреждающей системы.
Кто-то может возразить, что даже если эта модель обладает потенциалом для объяснения патологической ритуализации у пациентов с ОКР, ей далеко до объяснения культурных ритуалов. Однако данная модель не предполагает, что культурные ритуалы являются патологическими, а также не претендует на их исчерпывающую интерпретацию. Она просто утверждает, что успешные культурные ритуалы, т.е. ритуалы успешно передающиеся, — это зафиксированные социальные последовательности действий, усваиваемые в процессе социального обмена, которые имитируют потенциальные опасности и атавистические последовательности действий, запуская предупреждающую систему. Таким образом отдельные типы культурного ритуала возникают в результате процесса отбора так же, как и религиозные понятия[27].
Когнитивное религиоведение должно обратиться к следующим, остающимся открытыми вопросам, касающимся ритуала: почему одни, а не другие типы действий связаны с ритуальными практиками и в какой мере совершение ритуала отражается на человеческом восприятии этих действий. Даже несмотря на предварительные попытки на них ответить, нам предстоит ещё много работы[28].
Когда религиоведов (как учёных, так и студентов) знакомят с когнитивными теориями и гипотезами, общей реакцией является закономерный вопрос: что дают мне когнитивные теории при работе с конкретными историческими фактами? Это сложный вопрос, который нельзя подобающим образом рассмотреть в заключительных замечаниях[29]. В схематичной форме можно всё же привести ряд аргументов в пользу актуальности когнитивной науки в исторических исследованиях:
• Исторический анализ в целом полагается на эксплицитные публичные репрезентации (тексты и т.п.). Следовательно, необходимо всерьёз принимать во внимание теории, которые убедительно настаивают на том, что публичные репрезентации — это только одна сторона медали. Учитывая универсальные когнитивные механизмы, историки смогут избежать исторического экзотизма так же, как антропологи — культурного экзотизма.
• В исторических событиях участвуют действующие субъекты с когнитивными системами. Следовательно, знание ограничений, которые такие системы накладывают, и механизмов, которые они запускают, позволяет историкам понять исторические события.
• Когнитивное религиоведение стремится построить общезначимые объяснительные теории религиозных феноменов. Зная, как формируются религиозные понятия и религиозное поведение, историки смогут сконструировать свой предмет исследования. Предпочтительно, чтобы конструирование предмета исследования осуществлялось посредством эксплицитных, а не имплицитных теорий.
• Когнитивные теории стремятся построить строгую научную классификацию, опирающуюся на основополагающие каузальные принципы, что позволяет проводить более точные исторические (и этнографические) описания, а также способствует развитию сравнительной историографии.
• Точные и универсальные теории религиозных феноменов позволяют историкам найти труднодоступные сведения. Более того, у них появится возможность по-новому систематизировать исторические факты.
Наконец, следует также подчеркнуть, что научное религиоведение [scientific study of religion] — нечто гораздо большее, чем историческое исследование. Как дисциплина оно рассматривает религию и религиозные феномены, где бы они ни находились и с помощью многочисленных методов. Речь всё-таки всегда идёт о людях; следовательно, знание о том, как человеческая психология влияет на формирование религиозных феноменов, необходимо для понимания этих феноменов. Таким образом консервативная оценка значимости когнитивного религиоведения указывает на его роль в возрождении психологии религии и ограничивается соответствующими объяснениями роли психологии в формировании религиозных феноменов. Менее консервативная оценка рассматривает когнитивное религиоведение более революционно, изменяя как вопросы, которые мы задаём, так и методы, которые мы используем, чтобы на них ответить.
Очередная книга серии «Мистические культы Средневековья и Ренессанса» под редакцией Владимира Ткаченко-Гильдебрандта, начиная рассказ о тайнах Восточного Ордена, перебрасывает мостик из XIV столетия в Новое время. Перед нами замечательная положительная мистификация, принадлежащая перу выдающегося созидателя Суверенного военного ордена Иерусалимского Храма, врача, филантропа и истинно верующего христианина Бернара-Раймона Фабре-Палапра, которая, разумеется, приведет к катарсису всякого человека, кто ее прочитает.
В основу книги легли лекции, прочитанные автором в ряде учебных заведений. Автор считает, что без канонического права Древней Церкви («начала начал»)говорить о любой традиции в каноническом праве бессмысленно. Западная и Восточная традиции имеют общее каноническое ядро – право Древней Церкви. Российскому читателю, интересующемуся данной проблематикой, более знакомы фундаментальные исследования церковного права Русской Православной Церкви, но наследие Западного церковного права продолжает оставаться для России terra incognita.
В книге рассказывается о миссионерских трудах и мученической кончине святого Бонифация (672—754) – одного из выдающихся миссионеров Западной Церкви эпохи раннего Средневековья. Деятельность этого святого во многом определила облик средневековой Европы. На русском языке публикуются уникальные памятники церковной литературы VIII века – житие святого Бонифация, а также фрагменты его переписки. 2-е издание.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.