Религия в сознании - [8]

]), регулирующая форму религиозного ритуала. Одним словом, благодаря системе репрезентации действия у людей есть определённые ожидания по отношению к ряду структурных ролей всякий раз, когда они воспринимают событие или явление как действие. В своей наиболее простой форме эти роли состоят из агента, действия и объекта воздействия. Если некая информация воспринимается как действие, мы автоматически начинаем выявлять, кто действует, как он действует и на что или на кого действие направлено. В религиозном ритуале сверхчеловеческий агент в той или иной мере выполняет роль агента или объекта воздействия. Считается, что предки, духи или боги могут как проявлять активность в ритуале (например, крещение), так и становиться объектом ритуального действия (например, жертвоприношение)[24].

Ритуальное действие сталкивается со специфической проблемой: его предполагаемый результат зачастую незаметен. Следовательно, участники оценивают эффективность ритуала по его «правильности», т.е. степени соответствия генеративным правилам, и соотнося его с уже исполненными ритуальными действиями. Так, священник может совершать таинство крещения только в силу того, что он рукоположён, а евхаристический хлеб может вселять в причащающегося благодать только благодаря предшествующему обряду пресуществления, который, в свою очередь, признаётся эффективным, если его проводит рукоположённый священник. В обоих случаях особое свойство какого-то элемента ритуала объясняется той ролью, которую он, будучи объектом воздействия, играл в уже законченном ритуале. Эта сложившаяся структура, в которой одно ритуальное действие подкрепляется другим, прерывается ритуалом, совершаемым предположительно самими сверхчеловеческими агентами. Таким образом ритуальная практика в конечном счёте зависит от концептуальных структур, останавливающих потенциально бесконечный регресс, которым грозит легитимизация посредством обращения к предшествующему ритуалу.

Сосредотачивая внимание на роли сверхчеловеческих агентов в структурном описании ритуала (т.е. выступают ли они действующими агентами или объектами ритуального действия), можно объяснить ряд фактов. Лоусон и Макколи утверждают, что ритуалы, предполагающие активное участие сверхчеловеческих агентов, не повторяются, являются обратимыми и носят более зрелищный характер (более помпезные и торжественные). Напротив, когда сверхчеловеческий агент выступает в роли объекта воздействия, ритуал можно повторять, нельзя обратить и он менее зрелищен. Так, крещение совершается только один раз, его можно обратить (отлучение), и оно предполагает бо́льшую зрелищность, чем другие ритуалы той же самой традиции. И наоборот, таинство причастия можно повторить, его нельзя обратить, и оно менее зрелищно. Гипотеза ритуальной формы стремится объяснить почти те же самые феномены, что и теория модусов религиозности Уайтхауса, провоцируя споры между их сторонниками[25].

Если аргументация Лоусона и Макколи строится на минимальном различии между религиозными ритуальными действиями и обычными действиями, то другие учёные убеждены, что ритуальное поведение имеет более специфический характер. Вслед за этологическими и антропологическими теориями «ритуализации», некоторые утверждают, что ритуализированное поведение отличается от обычного по ряду критериев. Во-первых, выполняемые в ходе ритуала действия обусловлены, а не точно определены волей участников. Причина, по которой агент совершает ритуал, не влияет на форму этого ритуала. Напротив, считается, что форма ритуала обусловлена волей другого, вероятно, сверхчеловеческого агента. Во-вторых, здесь нет интуитивных каузальных представлений о том, как выполняемые в ходе ритуала действия достигают своего предполагаемого результата. Акцент вместо этого смещается в сторону или особенностей восприятия ритуального действия (например, отношений подобия и заразительности), или сложившихся символических интерпретаций, обосновывающих такую связь. Опять же, присутствие сверхчеловеческих агентов решает эту проблему, т.е. отвечает на вопрос, почему ритуал работает. Таким образом ритуалы — это действия, оторванные от своих инструментальных областей, приводящие к особым когнитивным реакциям, цель которых — установить связь между действиями и интенциональными агентами и показать их каузальную эффективность[26].

Буайе и Лиенар проводят дальнейшие исследования когнитивных механизмов, запускаемых ритуальной практикой. Они отмечают ряд общих признаков, характерных как для патологической ритуализации у пациентов с обсессивно-компульсивным расстройством, детской спонтанной ритуализации повседневного поведения (например, ритуалы перед сном), появляющихся у взрослых в определённые периоды жизни занятий и специфического поведения, так и для культурных, в том числе религиозных, ритуалов. К этим признакам относятся: навязчивое желание совершить действие, чрезмерное внимание к деталям действия и строгое соблюдение сценария, избыточность и повторение, смещение цели, если действия не приводят к какому-либо очевидному результату, и ограниченный набор повторяющихся мотивов, например: вторжение / защита, заражение / очищение, опасность / безопасность.