Религия и художественная культура: худой мир лучше доброй ссоры - [8]

А между тем, в живом пространстве фильма зародился чистый свет другой правды — РУССКО-СОВЕТСКИЙ ХАРАКТЕР.» Неверующий адмирал, по мнению критика, ведет себя как истинный христианин, великодушно прощая человека, некогда стрелявшего в него, и тем самым являет глубинную истинно православную основу советской культуры — братолюбие. Примирение отца Анатолия и адмирала представляет гармоничную встречу двух царств и правд — Кесаря и Бога. Правда Кесаря была сформулирована Великим Инквизитором (который тоже был прав, по мнению автора), но полнота ее может быть осознана русским народом только после плодотворного опыта советского времени, которое явило своих великомучеников (Зою Космодемьянскую, Александра Матросова), подобно Христу, принесших себя в жертву ради блага других, и утвердило в культуре идею братской любви, развило в людях «неосознанную религиозность», чем подготовило общество для принятия православия. По мысли автора, только «русско-советское сознание», укорененное в братолюбии, может в полной мере вобрать в себя христианство. «У Достоевского мир Кесаря «выходит» навстречу религии (самому Спасителю), чтобы решительно заявить о правде земной, авторитарно-повелительной жизни без Спасителя.

В фильме, напротив, уже сама религия (кающийся «грешник-праведник») движется навстречу миру Кесаря (символ его — адмирал) с потребностью включить этот мир в религиозное чувство…».[20]

Столь тенденциозная интерпретация отчасти спровоцирована авторами фильма, которые явно нарушили историческую достоверность, поместив монастырь в зону военных действий, никак не отразив хрущевских гонений на церковь и показав паломничество к старцу в 1970-х как чуть ли не характерную черту советской жизни того времени.

Фильм смотрели и обсуждали целыми приходами, его авторам и актерам были вручены патриаршие грамоты, по словам руководителя пресс-службы Патриархии священника Владимира Вигилянского в картине «достаточно убедительно показана суть православного понимания покаяния и, как следствие, преображения души человека».

Популярность фильма в церковной среде, видимо, обусловлена не только призывом к покаянию, но и тем, что он воспроизводит основные установки массового религиозного сознания: уход от мира, лежащего во зле; акцент на особую власть темных сил, одержимость, греховное происхождение болезней; желание отказаться от своей воли и положиться на волю прозорливого старца, способного творить чудеса. Не случайно некоторые рецензенты отмечают буддийские черты отца Анатолия, на его месте мог бы быть гуру или шаман, поскольку фильм призывает не к пониманию христианского учения, а к беспрекословному подчинению воле духовного авторитета.

Александр Архангельский назвал свою рецензию «Покаяние. Второй заход», подчеркнув, что, в отличие от «Покаяния» Тенгиза Абуладзе, призывавшего к общественному осознанию преступного прошлого, фильм Павла Лунгина призывает к личному преображению. Так вопрос «Зачем нужна дорога, если она не ведет к храму?» сменяется вопросом «Зачем прожита жизнь, если человек не раскаялся в своих грехах и не пришел к Богу?».

Церковным властям фильм должен быть дорог именно тем, что он ограничивается личным покаянием и личной святостью, что в нем нет ни призыва к покаянию за грехи отечества или церкви, ни стремления к чистоте церкви как религиозного сообщества. Авторы фильма лишь слегка пожурили церковь за сибаритство архиереев и карьеризм молодых священников, не затронув ни одной серьезной проблемы церковной жизни, даже такой, как послевоенные церковные гонения (тема пока не популярная в церковной историографии, поскольку еще живы и при власти архиереи, принимавшие в них непосредственное участие, но не последовавшие примеру героя фильма).

Если идея православно-советской симфонии явно не входила в творческий замысел создателей фильма «Остров» (а приписана ему критиком), то в широко разрекламированном романе Александра Проханова «Пятая империя» она — в буквальном смысле «мистический кристалл, в котором сотворяется Русский Рай», «незримо присутствует огромное русское время, сохраненное в бриллиантовых гранях, превращенное в спектры и радуги. Святая Русь с сонмом святых и праведников. Московское царство с великим князьями и пастырями. Белая империя с династией царей и помазанников. «Красный» Советский Союз с великим, дерзновенным вождем».[21]

Главный герой романа Алексей Сергеевич Сарафанов — «Избранник Божий», «Победитель», «садовник русского будущего», применяя секретные русские технологии выращивает искусственный алмаз, «Око Господне», «чтобы животворящее зарево распростерлось над Россией, оживило омертвелые силы народа, разбудило могучие энергии творчества, раскрыло запечатанные источники».[22] В его сейфе хранятся дискеты с «генетическим кодом русской цивилизации», невоплощенными открытиями советской страны, которая «представлялась Сарафанову громадной, красного цвета, женщиной, в чреве которой вызревал таинственный, дивный плод». Царь Ирод «напал на дремлющую «красную женщину» и, «убивая советскую Богоматерь», «уничтожил ее нерожденное чадо. Закалывал Агнца, сулившего миру спасение».