Реквием по Н В - [4]

И гнусный латинянин тоже.

Он может предсказывать каждый мой шаг.

На третьем часу представленья

Сей муж наблюдает мои антраша

Без зависти и удивленья:

"Немыслимо — как это так не прозрел

От столь очевидных болезней?

Для славы бессмертие собственных дел

Опасней всего и полезней.

Мы так и идем, упираясь, к концу,

Теряя солдат и столицы,

Покуда все это угодно Творцу,

Сопернику или убийце".

VI

Войска наступали по желтой земле,

По тонким пылающим травам

В сиянии дня и в томительной мгле

На горло соседним державам.

Как реки в озера. Так маленький страх

В большой и влюбляются в встречных.

Так баснями о предстоящих боях

Пугали моих подопечных.

Так жидкое несовершенство волны

Форсирует с пеной событья

И в желоб. Дорогой старинной войны,

К скорейшему кровопролитью.

А в принципе, верно. Испанский поход

Удался. Швейцарские дали

Не выдали. Вывели. Вниз и вперед

И вырезать их на привале.

Боялся, застрянем. Их первый же форт

Схватил нас за горло. Умело

Соврал. Десять римских когорт

Мгновенно решили бы дело

Над горной рекой. Объяснил каждый чих.

Вздохнув, пропустили. Тупицы,

Талантливо приняли нас за своих

Ну, а негритянские лица

За белые? К черту. Я аж поседел.

Брат только сносил их берлогу,

А мы уже шли по колено в воде

На юг, перерезав дорогу

На север, к их глотке. Упрямый как мул,

Напрасно, по общему мненью,

Я этим же вечером не преминул

Хребет и пошел в наступленье

На личные цели. Гнилой виноград!

Никто и не думал о Риме!

Достаточно, если они задрожат

При том, что история с ними

И, в принципе, их. Устыдившись, соврешь

По-крупному. Чтоб понимали,

Чего их зажравшаяся молодежь

Помешана на Ганнибале.

VII

Не в хрониках счастье. Военный колледж,

Влюбленный в меня безответно,

Резонно проев составителю плешь,

Издаст их с пометкой "секретно".

А в глупых потерях. Ни женщин, ни книг,

А дохнут. И пьют понемножку.

От страха и помер мой бедный денщик,

Наткнувшись в потемках на кошку.

VIII

Смотрю — осушили. В пятнистом ряду

Холмов — ни свободной минуты.

Не помни, куда и откуда иду,

Решил бы, что все перепутал.

Тут были болота и лес над рекой

Не то, чтобы времени нету,

А просто до дела еще далеко,

Насколько я верю в приметы.

IX

Под утро, спиной к облесенным холмам,

Я первым увидел ворота,

В которые рвался с грехом пополам,

На грани стыда и полета.

Полмира? Полдела? Да как бы не так!

Не дети корпят у орудий

(И сами мы — хоть я и круглый дурак

Но все-таки взрослые люди),

И все же сбежались смотреть на войска.

Мы заняли ночью предместья,

Не зная еще, что победа близка,

Бессмысленна и неуместна,

Как хвойные факелы. Двадцать минут

Борьбы между ночью и утром

И все — одного, как известно, не ждут,

И он обольет перламутром,

Линяя в лучах. С близлежащей горы

Смотрю. Освещение гасят.

Я помню его с довоенной поры,

Но как антипатия красит!

X

В Источниках город. На практике холм.

Забыли как звать. Ротозеи

С приятностью щупают их сквозь чехол

В далеком Британском музее.

Я тоже попробовал. В самом конце

Пути. Обметающий склоны

Туманец. Занятно менялись в лице,

Узнав силуэт Вавилона.

"Бессовестный врун"! Ну конечно! Смеюсь.

"Скажите спасибо, ребятки,

Гавенный Ирак, а не Древнюю Русь

Приходится трогать за пятки,

Как бедным татарам. И даже не Рим.

Чудовище с глиняной тушей.

Кладут кирпичи и колдуют. Таким

Мы вломим за милую душу".

Болтаю и думаю — чем их взбодрить?

Добычей? Подумают сдуру,

Что в шляпе. А надо еще наступить

На эту пушистую шкуру.

Вздохнул и велел, чтобы сразу на всех

Бифштекс и подарки для женщин.

И рисовой водки. Мгновенный успех

Расстрогал моих деревенщин.

И живо. Горячими, как они там,

Черт слижет — останутся крошки!

Кто только не брал городов по утрам

Поганое варево с ложки!

Чего им еще? Задержать в небесах

Венеру? Видали нахала.

Ни Ромул, ни Рем не имели в войсках

Подобного материала.

Аж три континента. Смешение рас

До неразличения цвета

Ну разве что пестро и радует глаз.

К двенадцати кончим. Планета

Стоит. И единственный выживший слон

Трубит. И по первому знаку

Уставший, к седлу прикипевший Ганнон

Ругнулся и начал атаку.

ВАВИЛОН

Когда мы влюблены, мы никого не любим. П.

АВТОР: Ах, я был везде — и все выбросил в последней редакции.

Сотни конных [пригнувшись] и сколько-уж-там-их знамен,

Орды голых бандитов, подернутых кровью и пылью,

Как ватага детей, уловивших чужое бессилье,

Наносят удар по войскам, наступающим на Вавилон.

I

Шаг первый — это шаг через порог.

А он себе цедил из будуара

Похабный, но бессмертный монолог

С произношеньем польского гусара.

Так в проходной судейской болтовне

Мелькает: "20-б — убийство взором".

Мы, слава Б-гу, третий год в стране,

Где от смущенья щелкают затвором.

И, будто через розовый бокал,

Твое лицо, попорченное болью,

Смотрело на меня, и я молчал,

Раздавленный вернувшейся любовью.

Нас разделял не шаг и не обман.

Мы честно исполняли обещанье

Публично плюнуть в собственный роман

И чуть не разрыдались на прощанье.

Но, к сожаленью, римский лаконизм

Не беотийский. В этом эпизоде

Пошел ко дну испытанный трюизм,

Опасно удлинившись в переводе

И всхлипнув, как начищенная сталь

В аранжировке было безобразно.

Я нагло распинался про мораль,

Оттягивая торжество соблазна.

И вот, дождался. Смотрит, как убить.

Не то, чтобы не узнавала вовсе,

Но как я мог тебя предположить

В ощерившемся красноглазом мопсе!