Регионы Российской империи: идентичность, репрезентация, (на)значение. Коллективная монография - [87]
Не важно, в какую сторону расширялись китайские дома – вертикально, под землю, как в Сан-Франциско, или горизонтально, как в Сингапуре: дефекты проектирования усугублялись тем, что на каждом этаже было множество крохотных комнаток без окон, куда не попадал ни солнечный свет, ни свежий воздух снаружи.
Журналист и писатель Томас Нокс вспоминал, как полицейский провел его по китайским ночлежным домам (несколько таких зданий стояло на Джексон-стрит в Сан-Франциско начала 1870‐х): «Мы с ним вошли в большое четырехэтажное здание, разделенное на крохотные квартирки, в которых китайцев было что пчел в улье. Он сказал, что тут их более шестисот человек ночует каждый день, все бедняки. Перед зданием в тротуаре есть узкая щель, в которую спускается узкая лесенка – по ней пройти может только один человек. Она ведет в подземные миры, и по этой лесенке он побежал, как крыса, только крикнув, чтобы мы следовали за ним и берегли головы. Скоро я понял, что надо было к нему прислушаться. В низу лестницы он снова зажег свечу и пройдя через низкое отверстие в стене, показал нам проход под улицей. Здесь в полной темноте ютились двадцать самых жалких бедняков, которым негде было переночевать… Пахло как в склепе: отвратительно воняли грязные лохмотья, но те, на ком они были надеты, пахли еще отвратительнее и выглядели хуже, чем узники Черной Калькуттской дыры. С потолка все время сочилась вода, стены были покрыты плесенью и огромными пятнами густой слизи. Как может человек здесь спать и умирать? За пять минут наша одежда промокла и пропиталась вонючими испарениями»[670].
Многие наблюдатели, например английская романистка Мэри Энн Харди (леди Дуфус Харди), поражались тому, как тесно было в китайских ночлежках: каждой комнаты в длину хватает на то, чтобы в ней лечь, а в ширину – чтобы вместить две койки и пространство для открытия двери. Но еще хуже, чем эта внушающая клаустрофобию теснота, жуткая вонь и грязь повсюду: «Здесь нет никакой вентиляции, и сюда не попадает ни дуновения воздуха, – если только через подвал, откуда мы вошли, и даже этот воздух предварительно проходит через парикмахерскую и ломбард»[671].
Чтобы решить эту проблему, власти Сан-Франциско приняли ряд мер. Например, в 1870 году было выпущено постановление об объеме воздуха. Согласно ему, на каждого жильца или постояльца должно было приходиться не менее 500 кубических футов (14,1 кубического метра) воздуха. За нарушение постановления ответственность в одинаковой мере несли и домовладельцы, и квартиросъемщики. Само по себе это постановление носило дискриминационный характер: полиция проверяла его соблюдение только в Чайна-тауне. Китайцы называли его «самым непростительным из всех законодательных актов Калифорнии»[672].
В Сингапуре и Владивостоке теснота, плохая вентиляция и антисанитария также беспокоили муниципальные власти. Владивостокский санитарный врач Повратов постоянно критиковал положение дел в центре города. Проведя в сопровождении полицейского и медицинского чиновника инспекцию жилищного фонда в 1910 году, он пришел к выводу, что все здания с нарушением жилищного режима в центральной части Владивостока населены исключительно китайцами. Санитарный врач указал, что к таким зданиям относятся дома на Корейской улице (№ 46), Фонтанной улице (№ 12 и № 16) и на Пекинской улице (№ 11). Главную же проблему, по его мнению, представляла Семеновская улица. В доме № 5, например, было 59 квартир, в которых жили 300–350 человек. Он отмечал, что многие китайцы снимали крохотные комнатушки без окон в мансарде, с потолком на уровне полутора метров от пола. В доме № 12 на той же улице положение было еще сложнее. В домовом журнале этого «тесного и грязного здания» перечислены около 500 жильцов 94 квартир. На самом деле жильцов было в два раза больше. В квартире № 2, в комнате размером менее 10 квадратных метров ночевало восемь человек. Уличные уборные подтекали, а весь задний двор был занят маленькими магазинчиками, пекарнями, трактирами, мастерскими, парикмахерскими, публичными домами и оперными притонами. Почти все они работали без лицензии[673].
Европейцы чаще всего объясняли их печальное состояние тем, что такова природа китайцев, их неотъемлемые расовые черты. Речь не шла о том, что скученность, духота и грязь – последствия социального неравенства. Даже те, кто возлагал вину за санитарное состояние китайских кварталов в трех портовых тихоокеанских городах на правительство и местных муниципальных чиновников и призывал ликвидировать скученность, сделав китайские кварталы более светлыми и чистыми, указывал на ответственность самих китайцев, обвиняя их в нечистоплотности. Таким образом, грязь и болезни в публичном дискурсе превращались в естественное проявление расовых особенностей, никак не связанное с социально-политическим контекстом жизни мигрантов. Видя причину болезней и высокой смертности в культурных особенностях китайского быта, чиновники системы здравоохранения избегали связывать смертность и болезни с бедностью и отсутствием доступа к экономическим благам и не задавались вопросом о социально-экономических условиях жизни мигрантов в городах. В сравнении с другими районами Владивостока, Сингапура и Сан-Франциско китайские кварталы оставались почти без внимания городских властей. Тот факт, что они находились в центре, ничего не менял.
