Регионы Российской империи: идентичность, репрезентация, (на)значение. Коллективная монография - [70]

, были существенно пересмотрены. Реакцией правительства на независимые действия судебной организации в пореформенной России стала охранительная и чрезвычайно противоречивая судебная политика[492], втянувшая в итоге высшую имперскую власть «в состояние войны с собственной судебной системой»[493]. Вместе с тем по мере распространения судебной реформы 1864 года, судебная практика все чаще вступала в противоречие с традиционным правосознанием подданных различных частей страны и все сложнее приспосабливалась к условиям имперского разнообразия. В 1894–1899 годах при Министерстве юстиции под председательством его главы Н. В. Муравьева трудилась знаменитая «муравьевская комиссия». Она рассматривала возможность отказа от либеральных судебных институтов, полагая снять таким образом напряженность между опередившими время правовыми формами и социальной средой, а также рационализировать и унифицировать судоустройство и судопроизводство с тем, чтобы привести их в соответствие с региональными особенностями, существовавшими в Российской империи[494].

Сделать это министерские чиновники намеревались путем «приближения» суда к населению, «упрощения правосудия», установления «бдительного и строгого» правительственного «воздействия» на него, выстраивания судебной системы, которая была бы проникнута «безличным правительственным началом», и, наконец, «удешевления» судопроизводства для населения «без лишнего отягощения казны»[495]. Одновременно с «муравьевской комиссией», разрабатывавшей эти планы, при том же министерстве трудилась другая группа, готовившая под руководством товарища министра П. М. Бутовского судебное преобразование в Сибири, и ею, как писал во всеподданнейшем отчете Н. В. Муравьев, «были приняты в соображение… производящиеся общие работы по пересмотру Судебных уставов»[496]. Иными словами, положения сибирской судебной реформы конца XIX века диктовались общим курсом на изменения судоустройства и судопроизводства в стране. В Сибири, где отсутствовал суд присяжных и не был реализован принцип выборности мировых судей, это было осуществлено за счет многофункциональности органов правосудия и чрезвычайной подвижности судебных учреждений, позволивших значительно снизить стоимость сибирского суда, о чем министр не замедлил сообщить Государственному совету и самому Николаю II[497]. Применительно к организации деятельности окружных судов это выражалось в том, что на территории Сибири последним предписывалось совершать не только выездные сессии в рамках собственных полномочий, но и исполнять функции отсутствовавших в сибирской провинции съездов мировых судей[498].

Региональные особенности устройства судебной власти в Сибири вызывали необходимость задуматься о месторасположении органов юстиции. Здесь, как нигде в России, следовало обратить пристальное внимание на обеспечение кратчайшего пути между представителями судебной системы и населением. Требовалось точно «считать» сигналы, подававшиеся территорией одновременно огромной, малонаселенной[499] и разнообразной в природно-географическом отношении. В противном случае судебные учреждения остались бы так же далеки от населения, как сибирские подданные российского императора – от ресурсов, доступных жителям других регионов. 2 июля 1897 года высокие чиновники из российской иерархии судебной власти, открывая новые сибирские суды, в своих речах подчеркивали эти обстоятельства и указывали на верность разработанных для Сибири правил судоустройства и судопроизводства. К примеру, председатель Казанской судебной палаты А. Н. Щербачев в Тобольске уверял собравшихся, что отныне «суд будет ближе к народу», в том числе потому, что окружные суды станут рассматривать дела на выездных сессиях[500].

1897 год ознаменовался установлением единственной в Сибири Иркутской судебной палаты, а окружные суды расположились исключительно в административных центрах губерний и областей края: Тобольске, Томске, Красноярске, Иркутске, Чите, Благовещенске, Якутске и Владивостоке[501]. Совершать выездные сессии комиссия П. М. Бутовского предполагала для шести сибирских окружных судов из восьми (не планировались разъезды для Благовещенского и Якутского окружных судов)[502], при этом, как будет показано ниже, рекогносцировка судебных округов и определение их центров не опирались на надежные и исчерпывающие сведения о географической, экономической, демографической и транспортной обстановке в Сибири. В данном случае Министерство юстиции продемонстрировало немалую степень умозрительности и, в некоторых случаях, плохое понимание региональной специфики.

Вызывает сомнение правильность первоначальной локализации как минимум одного сибирского окружного суда. Если в большинстве регионов выбора не имелось, и упомянутые судебные структуры разместились в наиболее значимых региональных центрах, то в Тобольской губернии дело обстояло иначе. Ведь данные переписи населения 1897 года крупнейшим городом здесь признавали окружную (а затем уездную[503]) Тюмень, в то время как Ишимский, Курганский и Тюкалинский округа с наибольшим числом жителей помещались на значительном расстоянии к югу от Тобольска (таблица 1), а именно их потребности в правосудии окружному суду предстояло решать чаще всего. Севернее же Тобольска располагались только малонаселенные районы вокруг Сургута и Березова, куда окружной суд почти не выезжал (за десятилетие деятельности реформированных судов это случилось лишь однажды – в 1905 году