Регентство. Людовик XV и его двор - [13]

В то время, к которому мы подошли, г-ну де Торси было около сорока лет, и он с великой пользой разъезжал по всем европейским дворам. Это был разумный, сведущий и чрезвычайно осторожный человек, любимый всеми, а в особенности регентом.

Подле всех этих людей советник Руйе дю Кудре занимал весьма скромное положение, однако это не мешало ему бороться с ними, проявляя силу воли и даже давая им отпор. Он был одним из доверенных лиц герцога де Ноайля, рекомендовавшего его регенту, что не мешало Руйе дю Кудре держаться с герцогом столь же твердо, как если бы он ничем не был обязан ему. Наш советник, безукоризненно порядочный человек, был чрезвычайно умен и образован, однако он до беспамятства любил вино, отличался скандальной развратностью и не сдерживал себя ни в чем. Однажды, когда прямо во время заседания Руйе дю Кудре выразился с обычной своей вольностью, герцог де Ноайль заметил ему:

— Господин Руйе, да вы, верно, приняли стаканчик вина.

— Возможно, господин герцог, но ни в коем случае не взятку.

Господин де Ноайль покраснел и умолк: хотя он и был герцогом и маршалом, он не мог сказать о себе то же самое.

К тому же руки у Руйе были настолько чисты, что, когда товарищество откупщиков, нуждавшихся в его подписи, подало ему список своих членов и оставило в этом списке свободные места, он поинтересовался у просителей, по какой причине сделаны эти пробелы.

— Это места, которыми вы можете располагать, — ответил тот, что держал перед ним речь.

— Послушайте, — промолвил Руйе, — если я буду участвовать в вашем деле, то как же я смогу приказать повесить вас, коль скоро вы окажетесь мошенниками?

Позади регентского совета, позади пяти других советов, упомянутых нами, стоял человек, имевший на регента большее влияние, чем все его советники вместе взятые.

Этим человеком был Гийом Дюбуа.

Герцог Филипп II Орлеанский имел одного за другим четырех гувернеров: маршала де Навайля, маршала д’Эстрада, герцога де Ла Вьёвиля и маркиза д’Арси; все четверо умерли прежде, чем воспитание принца было завершено; это заставило Бенсерада сказать, что невозможно приставить гувернера к подобному ребенку.

На смену им пришел Сен-Лоран, офицер брата короля, человек чрезвычайно достойный; однако эта должность приносила несчастье, ибо вскоре его охватила жестокая колика и через несколько часов он умер. Чтобы было кому переписывать ученические переводы юного принца, Сен-Лоран нанял некоего аббата, наполовину писаря, наполовину слугу кюре церкви святого Евстафия, звавшегося аббатом Дюбуа, сына аптекаря из Брив-ла-Гайярда; утверждали, что мать забыла окрестить сына, а отец — повести его на первое причастие. Взамен этого его поместили к иезуитам, где он приобрел пороки, которых ему недоставало, и немного выучился латыни. Любовная связь с горничной г-жи де Гург повлекла за собой брак, который предопределил приданое в тысячу экю, подаренное президентом, и который побудил новобрачных совершить поездку в Париж. Через три месяца они расстались: супруг — дабы заниматься воспитанием учеников, супруга — дабы продолжать собственное воспитание. И тогда, желая вызывать большее доверие, Дюбуа облачился в священническое платье и стал зваться аббатом; под этим званием он и числился в качестве наполовину писаря, наполовину слуги кюре церкви святого Евстафия, когда его представили Сен-Лорану, который использовал его так, как мы сказали об этом выше. Когда Сен-Лоран умер, принц был уже достаточно взрослым для того, чтобы иметь официального наставника, и ему оставили Дюбуа, сумевшего благодаря своим хорошим манерам и своей набожности обольстить всех, даже герцогиню Орлеанскую.

Изворотливый и вкрадчивый, он вскоре полностью завладел сознанием своего ученика, так что, когда королю пришла в голову мысль связать брачными узами мадемуазель де Блуа и герцога Шартрского, не нашли никого, кроме Дюбуа, кто мог бы повести переговоры об этом деле и успешно завершить их.

Установить сношения Дюбуа с Версалем взялся отец Ла Шез; после двух или трех встреч с г-жой де Ментенон аббат сделался ее доверенным лицом и, взявшись за это дело, склонил принца к брачному союзу — отчасти опасаясь гнева короля, отчасти надеясь увидеть усиление своего влияния при дворе.

Когда брак был заключен, король спросил аббата, какую награду тот желал бы получить.

— Государь, — смело ответил Дюбуа, — в важных обстоятельствах не следует просить у столь великого короля, как ваше величество, ничего, кроме милостей, соразмерных с величием властелина, так что я молю ваше величество сделать меня кардиналом.

Король решил, что он плохо расслышал, и велел Дюбуа повторить сказанное, а когда тот сделал это, повернулся к нему спиной и никогда более не разговаривал с ним.

Понятно, что после такого посредничества герцогиня Орлеанская испытывала к Дюбуа отвращение.

Вот почему, когда, выйдя из Парламента, регент отправился к герцогине Орлеанской, чтобы известить ее о достигнутом успехе, она с великой радостью выслушала его, а затем промолвила:

— Сын мой, я ничего так не желаю, как вашей славы и блага государства, и во имя вашей чести хочу попросить вас лишь об одном, но я требую дать мне слово исполнить мою просьбу.