Регентство. Людовик XV и его двор - [11]

— Господин маршал, в нашем возрасте удачливы уже не бывают.

Король упрямился до самого конца и, умирая, назначил г-на де Вильруа воспитателем малолетнего Людовика XV.

Маршал де Виллар, шедший непосредственно после маршала де Вильруа, имел предком судейского секретаря из Кондрьё; его отец был самым статным и самым привлекательным человеком во Франции, чрезвычайно храбрым и чрезвычайно ловким в обращении с оружием, а поскольку в те времена дуэли устраивали весьма часто, он заслужил в них добрую славу, которую окончательно утвердила оказанная ему честь послужить секундантом герцогу Немурскому в его поединке с герцогом де Бофором. Слава г-на де Виллара после этой схватки стала тем больше, что сам он после гибели герцога Немурского уложил на месте своего противника. Известность, которую он приобрел после этой победы, способствовала тому, что принц де Конти ввел его в число своих приближенных. В итоге, когда кардинал Мазарини задумал выдать свою племянницу замуж за принца де Конти, он воспользовался Вилларом в качестве своего представителя, благодаря чему тот занял куда более высокое положение в свете, никогда не забываясь и оставаясь учтивым и скромным, в то время как его красивое лицо и прекрасная фигура обеспечивали ему доступ в покои дам. В те времена, когда вдова Скаррон была бедна, он оказывал ей помощь. Госпожа де Ментенон, никогда не забывавшая своих друзей, помнила о Вилларе и, укрепив его собственное положение при Людовике XIV, позаботилась и о положении его сына.

Маршал де Виллар, которым мы теперь занимаемся, в полную противоположность Вильруа получил в сражении при Денене возможность спасти Францию, которую Вильруа погубил при Рамильи. Ходили упорные толки, что эта достопамятная победа была одержана не благодаря его военному гению, а благодаря случаю. Однако Виллар ни в коем случае так не считал; у него было достаточно ума, чтобы посредством уверенности в себе заставить замолчать глупцов, в чем ему помогала легкость, богатство и плавность его речи, тем более досадные для людей вышестоящих, что делалось это всегда с умением сводить разговор к самому себе, превозносить себя и похваляться своей способностью все предвидеть и все обдумывать.

Он получил титул герцога после битвы при Гохштедте и был возведен в достоинство пэра после битвы при Мальплаке; это удивило всех, так как обе они закончились нашим поражением.

Это был высокий смуглый человек, хорошо сложенный, в старости сделавшийся тучным, но бремени лет никак иначе не ощущавший, с живым, открытым и немного безумным лицом, которому вполне соответствовали его жесты и его манера держать себя.

Он обладал непомерным честолюбием, не брезгуя никакими средствами в достижении своих целей; высоким мнением о себе, которое ему удалось передать королю; блистательной храбростью в сочетании с огромной энергичностью; несравненной дерзостью и наглостью, которая выдерживала все и не останавливалась ни перед чем; к этому добавлялись бахвальство и жадность, доходившие до крайних пределов и никогда не покидавшие его.

Впрочем, лавры победителя при Денене не оберегли г-на де Виллара от беды, достаточно распространенной во всякие времена, но как никогда часто случавшейся в ту эпоху. Маршальша, дабы оправдаться, перекладывала вину на некие привычки, которые маршал приобрел во время походной жизни. Она обвиняла его в распутстве самого низкого пошиба; и правду сказать, сама она выбирала себе кумиров получше. Она бегала за регентом, графом Тулузским и герцогом де Ришелье.

Маршал, как утверждали, посмеивался над обвинениями, которые выдвигала его жена, и весьма мало интересовался ее любовными приключениями; они оба были склонны прощать друг друга.

Маршал д’Юксель, носивший фамилию Бле, всей своей карьерой был обязан родству с Беренгеном, который состоял в должности шталмейстера королевы-матери и о котором мы пространно говорили в нашей истории Людовика XIV.

Беренгена и его жену очень любила мадемуазель Шуан, ставшая супругой Великого дофина, подобно тому как госпожа де Ментенона стала супругой короля; по их просьбе она согласилась принять его.

Если к дофину подбирались при посредстве мадемуазель Шуан, то к мадемуазель Шуан подбирались при посредстве ее собачки. Эта собачка была маленькой злобной тварью, чрезвычайно сварливой и вечно раздраженной, и задобрить ее удавалось только с помощью кроличьих голов — лакомства, ценимого ею превыше всего.

Господин д’Юксель, который в ту пору еще не был маршалом, но хотел им стать, начал подкупать дофина косвенным образом.

Два-три раза в неделю он самолично приносил в вышитом носовом платке кроличьи головы собачке мадемуазель Шуан, а в те дни, когда он не приносил их, он посылал с этим угощением своего ливрейного лакея.

Однако стоило дофину умереть, и г-н д’Юксель не только перестал появляться у мадемуазель Шуан, но еще и делал вид, что никогда не видел ни ее самое, ни ее собачку. Когда ему говорили о той или другой, он отвечал, что не понимает, о чем ему хотят сказать, и что ему никогда не доводилось знавать этих особ.

Это был высокий и толстый человек, крайне нескладный, двигавшийся всегда очень медленно, словно едва волоча ноги; с крупным лицом, сплошь покрытым красными прожилками, однако довольно приятным, хотя и казавшимся насупленным из-за толстых бровей, из-под которых смотрели два маленьких юрких глаза, не позволяя ничему ускользнуть от их взгляда. По первому впечатлению он казался грубым ярмарочным скототорговцем; при этом он был крайне сладострастен, любил изысканные застолья, сопровождаемые античным развратом, и делал все это совершенно бесстыдно, ничуть не скрывая; его постоянно окружали молодые офицеры, которых, по словам Сен-Симона, он превратил в домашнюю челядь; раболепный, изворотливый и льстивый с теми, кого ему следовало бояться или на кого ему можно было уповать, он нещадно помыкал всеми остальными.