Реформация и политическая жизнь в XVI и XVII веках - [24]
[2] Paulus. Johann Tetzel, der Ablassprediger. – Кстати указываем на новейшую книгу иезуитского ученого J. Hilgers'а«Die katholische Lehre von den Ablässen und deren geschichtlichen Entwickelung» (1914).
[3] Kalltoff. Die Miltiziade (1911).
[4] Zu Luthers romischen Prozess (1912). Cp. Lauchert. Die italienischen literarischen Gegner Luthers (1912).
Выступление
Лютера
на
Вормсском
сейме
VI. Эпоха Вормсского сейма
Впечатление, произведенное делом Лютера в Германии. – Новые памфлеты Гуттена. – Отношение Лютера к Гуттену. – Отношение Карла к делу Лютера. – Продолжение Лютеровой полемики с папой. – Стойкость Лютера. – Вормсский сейм. – Вормсский эдикт. – Лютер в Вартбурге. – Распространение идей Лютера.
Портрет Мартина Лютера. Художник Лука Кранах Старший, 1525
Девяносто пять тезисов сразу сделали имя Лютера необыкновенно популярным в Германии. До 1517 г. он был известен только в более тесном кругу своих виттенбергских почитателей, к которым принадлежал и сам курфюрст, его государь, и известность эта основывалась исключительно на его успешной деятельности проповедника. Лютер обладал счастливым даром убеждения, и искренность его обращений к слушателям, горячность, с какою он излагал им религиозное учение, убедительность его аргументов привлекали на его проповеди всегда большую толпу, теснившуюся у его кафедры и слушавшую его с напряженным вниманием. Девяносто пять тезисов появились как раз в то время, когда еще не успело улечься общественное возбуждение, произведенное гуманистическою борьбою с кельнскими богословами и их сторонниками, когда общество находилось еще под свежим впечатлением «Писем темных людей». В образованных кругах стали с большим интересом следить за полемикой между Лютером и его противниками. У Лютера явились и сторонники, взявшие на себя его защиту. Таков был, напр., виттенбергский же профессор, человек схоластического образования, Карльштадт, диспутировавший с Экком в Лейпциге; таков был гуманист Филипп Меланхтон (собственно Шварцерд), родственник и ученик Рейхлина, впоследствии помощник Лютера. Лейпцигский диспут сразу поднял Лютера на большую высоту в общественном мнении, а папская булла 1520 г. и страстные воззвания самого Лютера, выпущенные в том же году, делали его живым воплощением национальной и религиозной оппозиции Риму. Эти годы замечательны еще тем, что тогда происходило сближение между будущим реформатором, с одной стороны, и гуманистами и политиками с другой, сближение временное, не имевшее под собою прочной почвы, но весьма характерное для настроения, переживавшегося Германией перед самым началом революционного движения 1522–1525 г. В этом отношении особенно любопытно поведение Ульриха фон Гуттена, видевшего сначала в виттенбергских спорах монашескую грызню и возлагавшего надежду на то, что монахи во взаимной вражде уничтожат друг друга. Смелость, с какою Лютер выступил против папства, привлекла на его сторону Ульриха фон Гуттена. Мы уже упоминали об его памфлетах 1520–1521 гг., о его «Жалобе и увещании против непомерной и нехристианской власти римского папы». «Прежде, говорит он в этом памфлете, – я писал по‑латыни, которая не всякому знакома; теперь я взываю к отечеству, к немецкой нации на её языке – отмстить за эти дела» (zu bringen diesen Dingen Rach), Подобно Лютеру, который обращался к императору и христианскому дворянству немецкой нации, и Гуттен взывает к государям и правящим классам: «Надеюсь, говорит он, это сделают многие рыцари, многие графы и дворяне и многие граждане, также слишком много тяготящиеся этими делами в своих городах, чтобы мой призыв остался без ответа. Вперед, с нами Бог! Кто захочет остаться позади в таком деле? Я отважился – таков мой лозунг!» В другом памфлете («Оправдание») он писал, что всегда обращался к императору и государям с увещанием вступиться в дело, провести реформу, необходимость которой очевидна, ибо, доказывает он, должно опасаться, что если власти не вступятся, а бесчинства куртизанов и бездушных духовных лиц дойдут до крайности, то грубая толпа и бессмысленная чернь (gemeiner Hauf und das unsinnige Volk) восстанет и без смысла сокрушит все. Впоследствии Гуттен сам приглашал эту толпу и этот народ к действию, но пока он стоял на той же точке зрения, что и Лютер. Он тоже в послании к немецкому дворянству говорил, что когда реформы требуют светские государи, то церковь отвечает, будто светская власть не должна мешаться в церковные дела, – и выражал желание, чтобы Карл V занялся реформой. Только неудачный исход Вормсского сейма заставил Гуттена отказаться от надежды на проведение реформы сверху. В ту же зиму 1520–1521 г. Гуттен написал латинский диалог «Булла и буллоубийца», в котором драматически изображает борьбу буллы со свободою, влагая в уста последней такие слова: «На помощь, сограждане! Защитите угнетенную свободу! Неужели никто не решится вступиться за меня? Неужели здесь нет никого истинно свободного, никого стремящегося к добру, никого любящего право и справедливость, ненавидящего обман и преступление?» И Гуттен прибавляет, что «чей бы то ни был этот клич, он должен вступиться, раз он слышит призыв. Посмотрю, продолжает он, что там делается. Вижу, дело идет о свободе. Надо бежать. Что тут такое? Кто кличет? Свобода! Свободу угнетают, Гуттен! Это я, я зову!» В двух других диалогах («Предостерегатели») Гуттен выводит – в одном – Лютера, в другом – своего друга Зиккингена, разговаривающими с людьми, которые хоть и порицают злоупотребление римской церкви, но еще более порицают восстание против неё. Собеседник указывает Зиккингену, что все подымавшиеся против церкви кончали дурно. «А чех Жижка? спрашивает рыцарь. Он оставил после себя славу, что освободил свое отечество от ига, выгнал из всей Богемии недостойных тварей, ленивых попов и бесполезных монахов, имущества их частью возвратил наследникам жертвователей, частью обратил на пользу общественную и т. д.». На панегирик Жижке собеседник замечает, что Зиккинген, по-видимому, не прочь сам подражать Жижке, – и получает в ответ, что, «конечно, не прочь, если добром не удастся сладить». Памфлет этот писался, когда ход дел на Вормсском сейме не внушал нетерпеливому Гуттену особого доверия. Во время этого сейма, открывшегося 28 января 1521 г., Гуттен особенно волновался, издав, напр., еще две инвективы против бывших на сейме папских легатов. Лютера начинало смущать поведение его защитника, и он писал своему другу Спалатину, духовнику и старшему секретарю Фридриха Мудрого (бывшего одним из историков реформации): «Ты видишь, к чему стремится Гуттен, но я не хочу, чтобы евангелие отстаивали насилием и убийством; в этом смысле я и писал ему. Словом побежден мир, словом сохранялась церковь, словом же она и восстановится». Лютеру было также очень неприятно, когда под конец сейма в Вормсе явилось воззвание четырехсот рыцарей, соединившихся за Лютера. Он говорил, что тут действует хитрость его врагов, желающих его погубить, приписывая ему мятежные связи.
