Редкие земли - [50]

Смущенная секретарша внесла тут поднос с боржомами, на этом мизансцена полностью устаканилась. Ген непринужденно, с пузырящимся в руке, уточнил ситуацию:

«Вы, конечно, Светлана Вячеславовна, как читатель „Аргументов и фактов“, знакомы с иерархией нашей корпорации „Таблица-М“. Она возникла еще в те времена, когда мы втроем, я, Гурам и, хм, Наталья Анатольевна, организовали торговый кооператив. Мы тогда и не помышляли о редкоземельных элементах, а торговали тем, что подвернется под руку: кетчупом, кассетами, кожаными выкройками… У всех троих были равные права, и так мы дожили до серьезных дел, то есть до редкоземельных элементов. Тогда на собрании акционеров нас троих утвердили как руководящий триумвират. С тех пор в корпорации управленческий аппарат усложнился за счет как отечественных, так и иностранных специалистов по нашей отрасли, однако триумвират периодически продолжал утверждаться на всех уровнях. Что касается Натальи Анатольевны, она обладает таким же сильным голосом, как я и Ясно, то есть как Гурам Ушангиевич».

Едва он закруглил свой параграф, как Ашка внесла в дело еще большую ясность: «Иными словами, Светлана Вячеславовна, вы можете меня задним числом включить в ваше расследование как свидетеля».

При этих словах прокурорша как-то сразу погрузнела и помрачнела. Похоже было на то, что ей не очень-то хотелось переходить от светских любезностей к расследованию.

«А что же с господином Ясношвили, он что же, отпадает?»

«Надеюсь, нет, — сказала Ашка. — Сейчас он в тяжелом состоянии, но если выкарабкается… — Она быстро перекрестилась, что вызвало в прокурорских очках некоторую вспышку изумления. — …Если он преодолеет свои увечья, он, должно быть, сможет присоединиться к расследованию».

«Где он сейчас?» — с нарастающей мрачностью поинтересовалась Колоссниченко.

«Он в госпитале, в хирургии», — ответила Ашка, не спуская глаз с прокурорши. Она понимала, что приближается один из самых важных для следствия вопросов.

«За границей?» — последовал этот вопрос.

«На этот вопрос мы не ответим», — отсекая все любезности, сказала реальная хозяйка «Таблицы».

«Но почему же так? Ведь мы, Наталья Анатольевна, разбираем важное дело».

«Местонахождение тяжелораненого Ясношвили не относится к этому делу. А вот подрыв его автомобиля, без сомнения, к этому делу, то есть к захвату прииска „Случайный“, относится».

«Это как же прикажете понимать?»

Прокурорша Колоссниченко смотрела теперь только на изящную дамочку Стратову. Во взгляде ее, как сейчас говорят, «было много чего намешано». Во-первых, ощущалась основательная обида. Экие, мол, благородные, в свою стильную среду, с какого бока к ним ни подступись, не допустят. А сами жулики, расхитители народных недр; редкоземельными элементами только прикрываются. Во-вторых, нарастающая угроза. Скоро увидите, субчики, как мы растрясем ваши миллиарды. Зона по вам плачет. Неумолимый закон простирает над вами свою карающую длань. И, в-третьих, чувствовалась странная, с трудом превозмогаемая похоть. Огромная бело-розовая плоть, казалось, даже подрагивает от желания подмять под себя собеседницу, добровольную «свидетельницу», лобзать ее без конца, сжимать так, чтобы затрещали косточки, запустить лапу ей под юбку, сгрести там все, жать, сосать всякие там ушки, губки, пупочек, хоханчик, стонать от недостатка анатомии…

Ашкины глаза сузились, она, казалось, поняла все три основных составляющих того, «что там намешано». В ней что-то проглянуло уголовное, в этой прокурорше, генеральше и, уж конечно, докторе юридических наук. Нетрудно, ей-ей, представить ее в женском бараке ГУЛАГа в роли «кобла».

«Ну что вы, Светлана Вячеславовна, как-то странно так разгорячились? Давайте будем все держаться в рамках юриспруденции. А понять то, что случилось с Ясношвили, нетрудно. Ему отомстили миошники, устроившие захват прииска „Случайный“.

«Спасибо, Наталья Анатольевна, что вы напомнили мне о рамках юриспруденции. — Кресло скрипнуло, прокурорша развернулась в сторону Стратова. — А вы, Ген Дуардович (звук „Э“ ей никак не удавался, как и многим ребятам из охраны), разделяете мнение супруги? Тоже на пресловутых миошников гневаетесь?»

«Не то слово, Светлана Вячеславовна, — спокойно ответил Ген. — Не гневаюсь, а презираю».

«Очень жаль, товарищи комсомольцы, что вы, такие интеллектуальные, подхватываете обывательские сплетни, которыми кишит город. Нет никаких таких миошников».

«Скажите, а какие временные рамки устанавливает закон для опроса свидетелей?» — поинтересовался Ген.

«Два cегмента по сорок минут с перерывом десять минут, — спокойно ответила генерал, после чего склонилась отвисшей нижней губой к селектору и пробормотала что-то совершенно нечленораздельное. Кабинет почти немедленно заполнился голубыми мундирами. — Это мои помощники — подполковник Усач, майор Аль-Бородач, капитаны Гопелкина и Скромнопятская. Дальше с вами будут работать они, а к концу я вернусь, чтобы согласовать дальнейшие сессии».

Она отошла к стене и вдруг растворилась меж книжных полок. Ген, который сидел спиной к той стене, даже и не заметил столь поразительного исчезновения. Что касается Ашки, она так обалдела, что несколько минут даже не могла ответить на формальные вопросы чинов Прокуренции. Самое удивительное было в том, как мягко восстановились стены. Что касается Дзержа и Петра Аркадьевича Столыпина, то они лишь чуть-чуть качнулись. Президент Путин не качнулся вовсе. Ашка слегка оттянула мужнино ухо и шепнула в глубину органа: «Ты меня любишь?» Он оттянул ее противоположное ухо и с шекспировской ядовитостью влил в него свое: «Даже больше, чем Ранис Анчос Скова Жаромшоба». Чины Прокуренции невозмутимо пронаблюдали обмен ритуальными олигархическими (они не знали, что габонскими) знаками внимания.