Редкие девушки Крыма - [20]

– Не стесняйся, Лена, садись вот сюда.

Это было место Ромки Сидельникова, который вечно рвался назад, но учителя столь же неутомимо возвращали его в своё поле зрения. Он словно бежал спиной вперёд, бежал вниз по эскалатору, неуклонно идущему наверх. Правда, напиши на бумаге эскалатор и экскаватор, ни за что не отличит, – вредно подумал я.

– А чего со мной! – возмутился его сосед, конопатый Дима Рыбин. На последнем слове он пустил петуха, все расхохотались, но тут же притихли под взглядом Нины.

– Садись, Лена, – повторила она уже по-учительски, и Рыбин демонстративно отполз на самый краешек парты, повис над обрывом, как живое Ласточкино гнездо. Классный час двинулся дальше, и на футбольном поле за окном появились какие-то игроки, стали бить по воротам… Правда, все мелюзга, неинтересно смотреть.

На перемене в класс влетел Сидельников и на миг замер, увидев новенькую. Затем он подошёл к ней, стал, уперев кулаки в бёдра, выкатил глаза и, наконец, произнёс:

– Ну?

Лена медленно поднялась.

– Вон туда, – кивнул он на последнюю парту.

Лена взяла портфель. Седло пнул матросским ботинком ножку её стула:

– Забрала с собой.

Лена послушалась. Я почему-то захотел коснуться её и выставил правый локоть, как бы случайно и с таким расчётом, что не задеть его, проходя мимо, было невозможно. Но Лена, проходя мимо, задела его стулом, а не собой. Меня овеяло ветерком, было в нём что-то свежее, коричное…

– Стой! – крикнул Седло, подбежал к последней парте, выхватил стул и, подняв его над головой, вернулся за свою, вторую. Стал обдувать её, смахивать тетрадью какие-то невидимые крошки, потом уселся, но часть крошек, вероятно, попала ему на штаны, и он уже себя начал отряхивать: сумасшедший, что возьмёшь. При этом они с Рыбиным быстро-быстро шептались, я не вслушивался, но разобрал слово «сифа», сопровождаемое глупыми смешками.

Оксана, нетерпеливо кашлянув, стукнула ногтями по крышке парты. Она не могла выбраться со своего места, пока я сижу. Я поднялся и вышел, преодолев сильное желание оглянуться.

Следующая перемена была большой, все высыпали во двор, и «верхние» девчонки, не забывшие детские развлечения, принялись играть в резиночку. Оксана присоединилась к ним и запутывалась в резинке, растянутой двумя подругами, заплетала вокруг ног всё более сложные петли, подпрыгивала, разом скидывая их, и приземлялась на резинку подошвами. Не помню, чтобы она хоть когда-то промахнулась. «Нижние» девочки гуляли своей компанией, а Лена Гончаренко во двор так и не вышла.

Серёга Изурин, мой никуда не уехавший друг, показал мне, чем занимался в классе. Он с прошлого года, прочитав статью в журнале «Юность», считал себя митьком, называл девушек Оленьками, разговаривал цитатами из «Места встречи». И, конечно, рисовал в надлежащем стиле и за лето невероятно отточил талант. Новая картина, синей и чёрной пастой на тетрадном развороте, изображала, как парни в тельняшках, похожие на самого Серёгу, на меня и на Пушкина, ведут по реке пароход. Я зачем-то держу в руках весло, Серёга с выражением крайнего изумления глазеет в подзорную трубу, не замечая, что объектив упирается в нависающий обрывистый берег, Александр Сергеевич, растопырив полы крылатки, ловит попутный ветер. А клубы густого дыма, вылетающие из трубы, складываются в бородатую рожу… нет, показалось.

– Дай-ка мне, – сказал я, зная привычку Мексиканца делать из картин самолётики и запускать в окно.

– Да на здоровье, – ответил он, – я ещё нарисую.

Я всю перемену оглядывался на ворота, дожидаясь ребят, увидеть которых сегодня почти не надеялся. Они предупреждали, что начало дня пропустят, будут – как победители военно-спортивной игры – встречать в Севастополе делегацию болгарских школьников. А, пропустив начало, стоит ли приходить на последние два урока? Я бы, наверное, прогулял.

Но они всё-таки появились.

– Идём, – сказал я, и мы с Серёгой поспешили навстречу. – Здорово, Миха! Привет, Вадим! Володя, как дела? Девчонки! Алёна, Таня! Маринка…

– Сегодня отмечаем день знаний, – сказал Миша. – В пять на ранчо.

– Придём, – ответили мы.

– Инструмент не забудь, – напомнил Олег.

– Будет сделано!..

7

Назавтра, по школьному распорядку, у нас был субботник. Я больше любил весенние субботники, когда мы носилками растаскивали по будущим газонам привезённую землю и сажали деревья. У школы были свои аллеи в парке: кипарисовая, можжевеловая, из серебристых туй, – и самые старые деревья на них давно вымахали в два человеческих роста. И, присыпая землёй корни нового саженца, я всякий раз настраивался на философский лад: вот окончу школу, уеду, а этот розовый куст останется и, может быть, глядя на него… Нет, персонально меня вряд ли кто вспомнит,6 но хотя бы наш класс, год нашего выпуска?..

Осенью – другое дело. Никакого творчества и созидания, уборка мусора, грабли, вёдра, совковые лопаты, – и, тем не менее, на осенние субботники я тоже ходил с удовольствием. С мусором на своём участке парка мы разбирались легко, а затем… Но первым делом всё-таки наводили глянец. С утра в наш зелёный, полный хвойных ароматов, постоянно растущий парк с причудливо расположенными аллеями, которые при взгляде сверху складывались в буквы КЧФ,