Разыскания в области русской литературы XX века. От fin de siècle до Вознесенского. Том 1. Время символизма - [192]

18 марта 1902 г. Лернер просил Брюсова: «Я обещал старшинам здешнего университетского клуба прочесть недели через три публичную лекцию „О русских символистах“. А т. к. в Кишиневе книг не достанешь, то я и прошу Вас, зная Вашу всегдашнюю любезность, прислать мне следующие книги:

1) Книга Раздумий. СПб. 1899

2) А. Березин. Одинокий труд. М., 1899

3) Еще что-нибудь, что признаете нужным.

„Скорпион“ пусть за это уменьшит число выговоренных мною экземпляров моей книги. Не стал бы я Вас беспокоить, если бы имел хоть малейшую возможность добыть эти книжки помимо Вас»[1373]. И 26 марта Брюсов отвечает ему: «Дорогой друг Николай Осипович! Ни „Русских Символистов“, ни „Книги Раздумий“ — я не могу достать. Первые — распроданы окончательно, а вторая лежит где-то на складе (ее издавал Бальмонт) и ни в магазинах, ни у меня ее нет. „О<динокий> Т<руд>“ посылаю. Но Вы не сетуйте. Все эти три книги достаточно плохи и о новой поэзии дают слишком мало понятия. Чтобы оценить ее (т. е. новую поэзию) надо читать французов, немцев, англичан — особенно самых новых — Верхарна, Гриффина, Ренье, Демэля, Рильке. Стоит ли говорить о разных детских попытках — в буквальном и переносном смысле; ибо когда я участвовал в „Рус<ских> Символистах“, мне не было и двадцати лет»[1374]. Лекцию Лернер прочитал, на основании прочитанного написал некий текст (сперва речь шла о статье, которую он готовился напечатать отдельной брошюрой, потом даже о небольшой книжке, — ничто никогда не вышло)[1375], но обсуждение проблем символизма этим не началось и не закончилось.

Самого Брюсова Лернер постоянно хвалил, называл в числе своих самых любимых поэтов, читал его стихи знакомым (в том числе в конце 1902 года совсем еще юному Чуковскому, которого рекомендовал вниманию Брюсова), в том числе и девицам, удостаиваясь за это упреков от их матерей. Кстати приведем один фрагмент из письма к Брюсову, свидетельствующий о том, что инскрипты понимались Лернером как вполне актуальное средство полемики. Получив «Urbi et Orbi», он написал Брюсову 28 октября 1903:

Уже два раза прочитал я Ваш сборник от доски до доски. <…> Вчера вечером книга Ваша была у одной моей маленькой приятельницы. Сегодня нахожу на стр<анице> 189 стих: «И девушки в пляске прильнут к ягуарам» подчеркнутым, а на полях знакомый мелкий почерк приписал:

Как не поддаться обаянью

Мечты наивной и святой:

Блеснет за отдаленной гранью

Нам век Астреи золотой.

И сердце верит сладкой были

О веке счастья и любви…

Но что приятного в кадрили

С медведем белым vis-à-vis?![1376]

Совершенно понятно, что если «маленькая приятельница» и существовала, то стишки все равно написал сам Лернер. Но существенна форма их представления: критическое суждение в форме реальной маргиналии.

Вместе с тем, превознося самого Брюсова и его сочинения, Лернер зачастую с едкой иронией, ему вообще присущей, писал о других поэтах-символистах. И первое же такое суждение было о Коневском, что вызвало достаточно жесткую полемику. Получив от Брюсова «Северные цветы на 1901 год» Лернер написал ему: «Мне чрезвычайно нравится Ваша умная, острая и веселая затея: морочить публику и потешаться над нею. Воображаю, как Вы хохочете, когда какой-нибудь идиот не на шутку хвалит драму m-me Гиппиус или стихи Коневского. Вообразите, что на днях один психопат мне пресерьезно расхваливал… Ваши „альковы“ и „криптомерии“. Я, который знаю Валерия Брюсова, смеялся в душе и думал, что, видно, и впрямь mundus vult decipi.

Кстати: знаете ли, кто был первым русским декадентом (или „символистом“, конечно, не в стиле Тютчева)? — Это бессмертный автор стихов:

У кота за обшлагом

Желуди говели;

Выдра пляшет с тесаком

В ситцевой шинели.

(Refrain:) Чепуха, чепуха, это просто враки etc…

Впрочем, это шутки. <…> Когда будете издавать следующий выпуск „Сев<ерных> Цв<етов>“ (которые, что бы ни говорило Ваше предисловие, ничего не имеют общего с дельвиговским альманахом), не откажите сообщить мне, и я Вас позабавлю какой-нибудь чепуховиной не хуже стихов Анаст. Мирович или Миропольского: — чем я хуже?»[1377].

26 июля (датируем письмо по почтовому штемпелю) Брюсов едва ли не с негодованием отвечал ему: «Меня удивляет, что Вам хочется дешевыми шутками соперничать с „критиком с Бутырской стороны“. Я не буду с Вами спорить о значении и достоинствах современных поэтов; я охотно предоставляю всем иметь их собственные мнения, и нам с Вами для общности дум и чувств было бы совершенно достаточно тех творцов, которых мы равно любим и ценим: Пушкина, Баратынского, Тютчева, Лермонтова, Фета… Но мне хотелось бы, чтобы и мои мнения уважались, и Вам, зная, как мне дорог хотя бы Ив. Коневской, незачем было в письме ко мне глумиться над ним. Скажите о новой поэзии: „Она мне не нужна, я ее не понимаю“, — и я не стану возражать Вам. Но когда Вы объявляете всех молодых поэтов шарлатанами, я обязан вступиться и сказать Вам, что говорить так — легкомысленно»[1378]. 8 августа, получив это письмо, Лернер отвечал: «Стыдно автору таких стихотворений, как „Осенние Цветы“, быть в обществе Ивана Коневского и Анастасии Мирович. Преемство традиции старых „Сев<ерных> Цветов“ Вам не принадлежит: Вы ищете иных путей в искусстве, чем те, которых искала старая поэзия, и дай Вам Бог поближе подойти к истине; но со старой поэзией у Вас общего очень мало»