Развязка - [15]

Дорожка мимо церкви была узкая, чуть натоптанная пешеходами и окаймлённая с обеих сторон корявыми кустами, ямами, забитыми снегом и лужами талой воды. Склон к реке зарос лиственничным лесом, доходившим местами вплоть до береговой воды, уже затопившей полосу прибрежного песку.

Между деревьями стоял человек в куртке серого сукна и с ружьём в руке.

На шум шагов Бронского он обернулся и даже сделал шаг по направлению к дорожке.

-- Здравствуй, барин! -- окликнул он первый подходящего юношу.

-- Здравствуй, Иван! -- отозвался Бронский.

Иван "Заверни в куст" был приземист и широкоплеч, с косматой головой, кривыми ногами и несоразмерно длинными руками. Лицо у него было маленькое, острое как у ежа; глаза его играли и бегали, и светились откровенной насмешкой. Насмешливость взгляда была для Ивана причиной многих неприятностей, и при участии Тупоносова, смотрителя Т-ской тюрьмы, довела его до Пропадинска. -- "Как смотришь, подлец? -- спросил Тупоносов Ивана при первой же встрече. -- Арестант должен есть начальника глазами". -- "Я не умею есть глазами, -- возразил Иван с тем же откровенным видом. -- Я ем зубами!.." -- Такой зубастый ответ прежде всего послужил к заточению Ивана в карцер, а потом вследствие тупоносовского представления о нераскаянном нраве ссыльнопоселенца из бродяг, Ивана "Заверни в куст", последовало определение на высылку его в отдалённейшие места Восточной Сибири, в числе которых Пропадинск является последним звеном цепи.

В отличие от большинства ссыльнопоселенцев, Иван жил в ладу с коренными пропадинскими жителями. Несмотря на свои кривые ноги, он считался одним из лучших пешеходов округа, даже среди туземцев, которые привыкли с детства рыскать по лесу в поисках охотничьей добычи. Впрочем, Иван тоже постоянно скитался в пропадинской тайге. В городе его звали: "лесовик". Сложился даже рассказ, что он находится в сношениях с настоящим лешим и, между прочим, играет с ним в карты, не хуже солдата из сказки, и выигрывает пушных зверей и удачу в охотничьем промысле. В основании рассказа было то, что Иван "3аверни в куст" сторожил в окрестных лесах ловушки для лисиц и деревянные капканы для горностаев и добывал зверя не хуже заправского якута.

-- Я не барин! -- возразил Бронский в ответ на оклик Ивана.

-- О, -- весело отозвался Иван, -- а пошто не барин?..

-- Бары -- белоручки, -- сказал Бронский угрюмо, -- а я работаю.

-- Оно конечно! -- согласился Иван тем же тоном. -- Есть каждому надо. Здесь, не работавши, помрёшь!..

-- А ты здоровый, -- прибавил он вдруг, обводя глазами фигуру Бронского, -- ровно медведь.

-- Если медведь, так давай, поборемся! -- предложил неожиданно Бронский.

Он ощущал какое-то непривычное напряжение, как будто ему предстояло выдержать неожиданное испытание при встрече с этим человеком.

-- А пошто бороться? -- рассмеялся Иван. -- За девку? -- прибавил он просто. -- Ну её к ляду, я ей не перечу.

Волна крови хлынула Бронскому в лицо и залила ему щёки как у молодой девушки.

-- Здешняя девка вольная, -- сказал Иван, -- как летучая птица.

Бронский ощущал мучительное смущение пред этим философом в серой куртке, который относился к самым щекотливым предметам не менее бесцеремонно, чем туземцы.

-- А ты птицу стреляешь? -- сказал он, схватившись за последнее слово Ивана и пользуясь им, чтобы перевести разговор на другую тему.

-- Пошто её стрелять? -- возразил Иван в своей неизменной вопросительной форме. -- Она мимо летит.

Стая маленьких серых птичек, как будто в подтверждение его слов, налетела на собеседников и, слабо звеня крыльями, промчалась дальше.

Иван проводил их глазами. Они улетали на север и теперь, на ярком фоне полночной зари, казались маленькими точками как чёрные мушки.

-- Эка благодать! -- сказал вдруг Иван. -- Под самым городом тайга, воля!..

Он повёл рукой, как бы указывая вокруг себя эту широкую таёжную волю.

-- То и птица сюда летит! -- сказал Иван. -- Всякой живущей твари здесь вольная жизнь.

-- А людям? -- невольно спросил Бронский.

-- И людям вольная жизнь! -- возражал Иван. -- Хочешь -- живи, хочешь -- с голоду помри! Никто не потронет!..

Глаза его по обыкновению блестели и смеялись. Трудно было решить, шутит ли он или говорит серьёзно.

-- Главное дело -- начальства нет... Тьфу, тьфу, тьфу!.. -- прервал он сам себя. -- Гляди, парень, вон здешнее начальство на снегу водку пьёт.

Следуя указанию его руки, Бронский увидел впереди на другом конце дорожки большую группу людей, хлопотавших у костра. Меж ними можно было отличить форменную тужурку исправника и несколько странных серых мундиров местного казацкого покроя, кургузых, как куртка, с короткими рукавами и тремя светлыми пуговицами на груди.

-- Водку пьют люди, -- продолжал Иван, -- а я без водки пьян, тайгой пьян, весной пьян.

Он как будто, действительно, был опьянён заразительным возбуждением этой сверкающей весны.

-- Го-го-го! -- протянул он громким и высоким голосом, вспугивая куропаток, присевших в соседнем кусте. -- Прощай, парень!

Возле речки, на мыску

И на жёлтеньком песку,

Припадаючи к ручью,

Манил парень девку чью...

-- Прощай, парень, прощай, барин!.. -- Иван "Заверни в куст" послал Бронскому приветствие рукой, потом вскинул ружьё вверх и стал пробираться по дорожке между деревьями, направляясь к воде.