Разум - [39]

Злость не отпускала меня целый вечер.

Дома я рассказал о фильме жене. Она вспомнила, что еще до замужества встречалась с негром из Кении и что не считает это каким-то проступком. И только когда родители сказали ей, что люди подумают, будто она гуляет с негром ради денег, она больше не пошла к нему на свидание. Я заявил, что против негров ничего не имею, даже окажись их здесь больше, но если бы это были шоферы или бульдозеристы; однако это студенты, которые смоются из республики, оставив здесь разве что детей. В этом деле одинаково опасен и негр, и, допустим, вьетнамец — хотя я не видел, чтобы какая-нибудь наша девушка гуляла с вьетнамцем. Наверно, их девушки остались дома.

Жена отметила, что вьетнамцы низкорослые и что нашим девушкам они не под стать — смешно было бы смотреть на такую пару.

Словачка должна найти себе словака, сказал я, в крайнем случае чеха или венгра. Ну, сошел бы еще болгарин или румын. А уж немец или австриец — это попахивает корыстью. Напрасно станешь объяснять людям, что ты влюбилась в красивого австрийского предпринимателя — общественность не преминет истолковать это по-своему.

Жена ответила, что общественности в такие дела, как любовь, нечего совать нос. Чужая душа не гумно — не заглянешь!

Я сказал, что с иноземцем женщине приятней завязывать знакомство — он выглядит экзотично, таинственно, непогрешимо. Вот в этом, и ни в чем другом, коренится опасность. Будь у меня сосед готтентот, но явно порядочный человек, мне и на ум не пришло бы что-то запрещать дочери.

На другой день после этого разговора пришла дочка от бабушки и сказала, что в субботу собирается в Гбелы с подружкой, которая у них староста класса. Эта должность призвана была нас ошеломить и обезоружить. Я сказал, что эту поездку я ни в коем разе не позволю ей, хотя бы как наказание за то, что на именинах она напилась. Дочка вдобавок просила еще денег. Денег у нас не было, и я велел ей подождать до завтра, до выплаты, или, уж на худой конец, мы возьмем со сберкнижки. Но она не дослушала нас и испарилась. Я рассвирепел и запустил в жену пепельницу. Пепельница не задела жену, зато попала в окно — во всяком случае, хоть куда-то. Окно крепкое, замурованное, трудно будет вставить новое стекло.

Дочка вернулась вся вымокшая — над деревней пронеслась гроза — и объявила, что за деньгами придет завтра. И снова спросила: в самом ли деле ей нельзя поехать на экскурсию?

Я поинтересовался, что они там намерены делать — уж не пить ли опять? Дочка выразила недовольство, что я ей не доверяю, а потом я ведь все равно не могу проверить, пьет она или нет. Я сказал: она ошибается, если думает, будто я действительно не могу проверить — в таком случае я ни на шаг не выпущу ее из дома. И снова предупредил: если она приучится пить, если пристрастится к алкоголю, то это уже не моя будет беда, а ее.

Поладили мы на том, что деньги завтра даст ей мать, но в субботу вечером она обязана быть дома — я приду и проверю.

Дочка сказала, что из Гбелов привезет зайца.

Я сел и говорю:

— Два месяца назад, когда кошка окотилась, ты попросила, чтобы я оставил одного котенка. Я оставил: учу его, два раза он пропадал, свалился в яму, заблудился. Тебе до него и дела нет, а теперь хочешь зайца. Снова повесишь мне его на шею, да? Но это не кот, который ест один раз в день, а если и не получит еды — перебьется. А зайца куда поместим, в собачью конуру?

— Да, — сказала дочка.

— А собака где будет?

— Пока на дворе.

Я поднял руки к небу и воскликнул:

— Я-то думал, ты серьезная девочка, а ты идиотка. Никакого зайца ты не привезешь, слышишь. И впредь думай, прежде чем меня доводить до белого каления. А то я здесь чего-нибудь или кого-нибудь покалечу.

Наконец мы договорились, что зайца дочка не привезет.

Жена заметила, что она хоть и глупая, но зайца бы ни за что не взяла в дом — слышала, что они спариваются с крысами.

Когда дочь ушла, я сказал жене:

— Вам не удастся без конца меня здесь мордовать. Найду себе любовницу и перееду к ней…

— Куда? — задает жена вопрос по существу.

— Увидим. В два счета найду себе женщину, причем с квартирой. И, конечно, нормальную. Я не психиатр, чтоб тут изо дня в день демонстрировать всякие педагогические штуки, ухаживать за вами да еще деньги вам давать. Если еще раз встрянешь в наш разговор с дочерью, вышибу тебе зубы. Я, конечно, тут и имущество порчу, и дрянь я порядочная. А ты, ясное дело, хорошая, визжишь, словно с тебя шкуру сдирают, а в общем-то тебе на все плевать.

Жена привыкла к таким разговорам. Она молча ела пирог, а наевшись, пошла в гости к своей старушке.

Оставшись один, я сказал себе: и вправду, на этом свете я ничего не сделаю путного. Да и взгляды мои не стоят ломаного гроша. И на кой черт мне разум, если я не могу разрешить самые обыкновенные вопросы? Для кого я непрестанно учусь и коплю поучительные истории, если сам на основании их ничего не могу добиться на практике?! Одни лишь сентиментальные излияния или вспышки ярости — это все, на что я способен.

Прошли золотые времена, когда дочери было пять лет и она во всем меня слушалась…

Да, те времена уже не вернутся. И кончится тем, что все меня возненавидят.