Разум - [22]

Дочка стала мыть голову, Я ничего не сказал ей, но про себя решил: когда мать с Винцо уйдут, хорошенько пропесочить ее за нелюбезность. Жена призналась, что поссорилась с сестрой из-за наследства. Я обронил, что ни о чем таком понятия не имею, хотя на самом деле сестра сообщила мне о перебранке.

Я заметил, что отец в своих записках много писал о нововесских людях. Многих знал — каждому что-то ставил как каменщик. Я взял отцовские записки и стал искать место, которое было бы кстати сейчас зачитать. Но каждый говорил о своем.

Потом я вообще подумал, что сейчас не время ворошить прошлое. Хоть отец и любил мать, но всегда подозревал ее в изменах. Именно эта его неуверенность и ревность приводили к ссорам. Отца своего он не знал, мать его, моя бабка, часто говорила ему, как этот человек обманул ее. Отец в любовь не особенно верил, да и сам себе не доверял. Из комплекса неполноценности возникла и ревность.

Живи он еще и сиди сейчас с нами, он был бы рад, что видит свою бывшую жену. Радовался бы, что дети вместе на его земле, в его доме, среди стен, которые он же и ставил. Скорей всего, и на маминого мужа бы не сердился. Отец умел великодушно прощать. Чтобы быть объективным, скажу — мало кто сознает, что прощать подчас очень удобно, Вера в высшую справедливость позволяет иным людям замыкаться на себе, а все остальное сваливать на бога.

Пан Илечко считал моего отца типом созерцательным. И понимал это как похвалу.

Отец был бы рад, что мы все собрались. Он любил делиться своими мыслями. Уже лежачим больным часто говорил мне: «А знаешь, сколько я всего за ночь передумал?!»

Нет, не стал я читать отрывка из записок отца. А лишь сказал, что наше наследство потому «некоторых» (мою жену) так волнует, что я не осмелился попросить отца перед смертью мою долю имущества переписать на меня. Помнится, такая же штука случилась и с бабкой Франтишкой. Жалко мне было тогда бабушку: переписав имущество на моего отца, она почувствовала себя заживо погребенной, Что есть у бедного человека, кроме этих столь знакомых стен, садика и деревьев, которые считает он частью своего существа? А заберешь у него эту малость, он чувствует себя точно ампутированный. Поэтому я так и не предложил отцу написать завещание или переписать на меня дом, где я живу, — жалел его. Рад был, что эти вопросы не возникали. И потому даже то, что я построил за свои деньги, вошло в общее наследство. У жены это не укладывается в голове, и она чувствует себя обделенной.

Этот разговор, как я заметил, даже маме был не по душе. Может, ей казалось, что я намекаю на ее дом. Все воспрянули духом, когда речь зашла о другом.

Винцо ругал своего коллегу, не взявшего в прошлом году отпуска. Хочет уйти в отпуск теперь, когда отпуск нужен тем, кто собрался копать огород. Как, например, он, Винцо.

— Он думает, — начала жена, не слушая никого, — что я не знаю, как было дело. Вся деревня на меня наседала, пока я не попалась в ловушку. Брр! Так я стала его женой, но я, право, не знала, что меня ждет.

Никто так и не понял, почему жена говорит об этом именно сейчас. Она смотрела на бутылку водки и кивала головой.

— Уже снова пьет! — сказала она строго и глянула на меня.

— Не он пьет, а я, — вскричал Винцо.

— Его сестры все с меня собезьянничали, подражали мне во всем, а потом, когда все из меня вытянули, все мое богатство, что родители в меня вложили, оболгали меня, объявили чокнутой, И он, — указала она на меня, — всю меня ободрал, а когда я состарюсь и меня никто не будет бояться, придется во всем ему уступать. Одно дело — помогать друг другу, а другое — эксплуатировать человека. Умру на десять лет раньше, потому что его жратву на плите сторожу, даже жилы болят.

— А ты сядь, — сказал я.

— И когда готовишь, сиди, — сказал Винцо, — стулья-то у вас для чего, а?

Дочку заинтересовало, что говорят об эксплуатации. Она вошла с мокрой головой и стала слушать. Я сказал:

— Пойми, и я, и ты вкладываем в дочь все наше богатство, а в конце концов кто-нибудь возьмет и уведет ее. Похитит ее у нас. Это и с тобой случилось, и с твоими родителями. А вот другие родители, может, горюют из-за того, что их дочь никто не похищает.

Мама заметила с улыбкой:

— А не вложи родители в нее никакого богатства, никому она и не нужна.

Винцо, который следил за ходом своей собственной мысли, сказал:

— Вы что, какие грабители? Кто только не грабит. Каждый охотно берет, если ему дают, Я ушел от жены и не взял ни хрена.

Жена коснулась иной темы:

— А что я буду делать, когда он умрет? Вся семья, его сестры будут на мне воду возить. Если сейчас не накопим, что на старости лет делать будем?

— Она все время думает, что папка умрет раньше, чем она, — сказала дочка.

Вот так они и перескакивали с темы на тему. Я душил в себе злость. Изо всех сил сжал зубы, чтобы не выругаться, когда жена объявила:

— Вся ваша семья только и мечтает о том, чтобы я развелась.

Ну можно ли бесконечно все прощать? Раз мама и Винцо молчали, сказал я:

— Эти ссоры вполне устраивают тебя — в них ты находишь отговорку для своей лени. Каждый день у тебя находится зацепка, чтобы оправдать свою лень. Но это оборачивается против тебя же. Твои вещи я стирать не буду, ты ничего не выгадаешь своими забастовками, даже если и станешь всякий раз откладывать стирку.