Разум и революция - [146]

Становящаяся политическая система не может осуществлять развитие производительных сил, не подвергая постоянному ограничению уровень человеческих потребностей. Это требует тоталитарного контроля над всеми общественными и индивидуальными отношениями, упразднения общественных и индивидуальных свобод, а также объединения масс посредством террора. Общество превращается в военный лагерь, поставленный на службу крупным монополиям, выжившим в конкурентной борьбе.

Анархия рынка прекращается, труд становится принудительной повинностью, производительные силы быстро разрастаются, однако весь процесс в целом служит одним лишь интересам правящей бюрократии, которая утверждает себя наследницей старого капиталистического класса.

Фашистская организация общества требует изменений во всем культурном укладе. Культура, с которой был связан немецкий идеализм и которая продолжала существовать до наступления эры фашизма, акцентировала внимание на частных правах и свободах, в результате чего индивид, по меньшей мере как частное лицо, мог, живя в государстве и обществе, чувствовать себя в безопасности. Полное предание человеческой жизни в руки утвердившихся общественно- политических сил не допускалось не только системой политического представительства, юридического равенства, свободой заключения договоров, но и благотворным влиянием философии, искусства и религии. Разделяя общественную жизнь человека на семью, гражданское общество и государство, Гегель признавал, что каждый из этих исторических этапов обладает своим собственным относительным правом. Более того, даже самый высший из них, государство, он

подчиняет абсолютному праву разума, утвержденному в мировой истории духа.

Когда, наконец, фашизм разрушил структуру культуры, основанной на либеральных началах, он, по сути дела, уничтожил последнюю область, в которой индивид мог утверждать свое право по отношению к обществу и государству.

Философия Гегеля была неотъемлемой частью культуры, которую авторитаризму надлежало преодолеть. Поэтому не случайно, что национал-социалистская атака на Гегеля началась с отвержения его политической философии. Начало натиску на гегелевское понятие государства было положено Альфредом Розенбергом, официальным хранителем национал-социалистской «философии». Он утверждает, что в результате Французской революции «возникло учение о власти, чуждое нашей крови. Оно достигает апогея у Гегеля и затем, в новой фальсификации, усваивается Марксом...».[760] Это учение, продолжает Розенберг, наделяет государство достоинством абсолюта и объявляет его самодовлеющей целью. Перед массами государство предстает как «бездушное орудие силы».[761]

Идеологический натиск национал-социализма на гегелевскую концепцию государства довольно резко контрастирует с кажущимся ее принятием итальянскими фашистами. Эту разницу надо объяснять различными историческими ситуациями, с которыми пришлось столкнуться двум видам фашистской идеологии. В отличие от итальянского германское государство представляло собой мощный, прочно утвердившийся организм, основы которого не смогла потрясти даже Веймарская республика. Это было правовое государство (Rechtsstaat), всеобъемлющая рациональная политическая система с четко очерченной и признанной областью прав и свобод, которые не могли быть использованы новым авторитарным режимом. Более того, последний вообще мог отказаться от государства, ибо экономические силы, стоявшие за национал-социалистским движением, уже давно были достаточно сильны, чтобы править напрямую, без переставшего быть необходимым посредничества тех или иных политических форм, которые могли гарантировать хотя бы минимум правового равенства и безопасности.

В результате Розенберг, как и другие глашатаи национал-социализма, выступает против «государства», не признавая его верховного власти. «Сегодня мы не рассматриваем государство как самодовлеющий идол, перед которым надо стоять на коленях. Государство — даже не цель, а только средство для сохранения народа»,[762] а «власть народности (Volkheit) превышает власть государства. Не признающий этого факта — враг народа...».[763]

Карл Шмитт, ведущий политический философ третьего рейха, тоже отвергает гегелевскую точку зрения на государство, заявляя, что она несовместима с самой сущностью национал-социализма. Дихотомию государства и общества, на которой основывалась политическая философия последнего столетия, национал-социализм заменил триадой государства, политического движения (партии) и народа (Volk). Государство никоим образом не является высшей политической реальностью в этой триаде: оно определяется и вытесняется «движением» и его вождями.[764]

Заявление Альфреда Розенберга подготавливает почву для национал-социалистского отрицания гегелевской политической философии. Он говорит, что Гегель принадлежит к той линии развития, которая привела к Французской революции и марксистской критике общества. Здесь, как и во многих других случаях, национал-социализм свидетельствует о том, что он гораздо глубже понимает ситуацию, чем многие его критики. Гегелевская философия государства столь сильно отстаивала прогрессивные идеи либерализма, что его политическая позиция становилась несовместимой с идеей тоталитарного государства. Госу- дарство как воплощение разума, то есть как рациональное целое, управляемое универсально значимыми законами, предсказуемое и понятное в своих действиях, а также готовое без каких-либо оговорок защищать жизненно важные интересы любого индивида, именно такое государство национал-социализм и не мог принять.