Разруха - [139]

Шрифт
Интервал

Бармен лично сервировал им ужин со столика на колесиках. Он поставил на стол хрустальный подсвечник и зажег свечу, но ветер тут же ее задул. Женщина улыбнулась.

— Белое вино для мадам? — спросил он. — Могу предложить выдержанное, девяносто шестого года.

— Я не любитель алкоголя, — ответила она, — но если пить, то предпочитаю крепкие напитки. Не тратьте времени зря, — Бояну показалось, что она сейчас снова заплачет, а она рассмеялась.

Бармен налил им виски и положил в него лед. Боян незаметно сунул ему в руку двадцать левов, осушил свой стакан и почувствовал себя свежим, счастливо возродившимся к новой жизни. Ветерок приносил прохладу и соленый запах водорослей. В залив возвращались яхты, вдали зажегся маяк, разноцветные огоньки Созополя купались в море.

— Наверное, нужно познакомиться. Боян Тилев.

— Знаю, — просто ответила она.

— То есть как? — удивился он.

— Видела ваши фотографии в газетах. Вам принадлежит пятая часть Болгарии.

— Неужели столько? — от боли в груди у него перехватило дыхание.

— Так было написано, — сказала она, — а я Лора. Живу в панельной многоэтажке в «Люлине». Она хотела его уязвить. Не назвала грязным нуворишем или чертовым миллионером, но все-таки обвиняла. Ее еле заметное косоглазие было прекрасно. Глаза полнились тоской, а оно рассеивало ее, дробило и множило.

— Лора… роковое имя, — сказал он.

— Вот только Пейо Крачолова больше нет… убили… — тихо заметила она.

Это был камень в его огород, и он невольно улыбнулся.

— О, как я их ненавижу…

— Кого? — наивно спросил он.

— Тех, которые его убили. Навсегда.

«Нет ничего случайного в этом гнусном мире», — подумал он. Боян почувствовал, что эта женщина ему предназначена, что они невозможны друг без друга. Он не только инстинктивно узнал ее, но уже понял, что пережитое ими крушение связало их воедино, обрекая на взаимность и общее будущее. Обоюдное несчастье порождает доверие, оно двухполюсно, как магнит, чужое несчастье обычно отталкивает, вызывает сочувствие или чувство превосходства, но когда оно взаимно, несчастье привлекает друг к другу, служит надежной спайкой. Она ела раков. Деликатно разламывала панцирь и высасывала нежное мясо, но мысли ее где-то витали, глаза туманила скрытая тревога.

— Вы задумчивы, — сказал Боян, — и грустны.

— Грустна? — она сполоснула пальцы в пиале с лимонной водой и вытерла их салфеткой.

— Что-то вас мучает.

— Все сожалеют, — повторила она, — всю жизнь все вокруг сожалеют, но садятся… — она запнулась, сделала глоток виски, — а потом уходят.

— Недавно вы сказали, что они остаются…

Он давно заметил, что все любят делиться наболевшим. Если часто и много говорить о наболевшем, боль обезличивается и стирается. Когда мы непрестанно обсуждаем что-то, нас огорчившее, мы, в сущности, забываем его. Ровным, не терпящим сочувствия голосом Лора рассказала, что поздно вышла замуж, муж был блестящим программистом, защитил диссертацию, но его уволили по сокращению штатов. Он стал пить, за три года совершенно опустился, стал неузнаваем.

— Бил меня или ребенка, можете себе представить? Ведь Бобби всего шесть лет! Потом раскаивался, плакал.

— Я тоже выпиваю, — сказал Боян, желая ей помочь. Подтолкнуть к рассказу.

Он измучил и ее, и сына, вбил себе в голову, что должен уехать в Америку, что там ему место, там его ожидает блестящее будущее. Сдалась мама Лоры — продала свою прекрасную квартиру в центре города и отдала деньги зятю. Он улетел. И уже восемь месяцев от него ни слуху ни духу. Она не знает, жив ли он. Человек исчез. Растворился.

— Хоть бы мы тогда развелись, — сказала она.

— Я тоже выпиваю, — упрямо повторил Боян.

— Вы пьете совсем иначе… вы ведь Боян Тилев.

Боян вздрогнул. Почувствовал, что этой же ночью будет спать с Лорой, это казалось неизбежным, они оба были ранены и преданы, заброшены в лабиринты их собственных судеб, и их близость была единственным выходом. Она тоже поняла это. Покраснела и опустила глаза в сумочку, что-то в ней перебирая. Она больше не плакала.

— Мне пора, — тихо сказала Лора. — Я забыла ключ, а хозяева рано ложатся.

— Разве вы остановились не в этом отеле? — у Бояна перехватило дыхание.

— В этом дворце? На какие шиши? — вяло улыбнулась Лора.

— Позвольте вас проводить. Возьмем ваш ключ и вернемся закончить ужин.

Лора снова обыскала свою сумочку, ее внутренняя борьба была очевидной.

— Вы пьете совсем иначе, — обреченно произнесла она, и это было согласием.

Она поднялась из-за столика, чуть пошатнулась и зашагала к выходу. Он пошел за ней.

— Мы ненадолго выйдем, — сказал Боян бармену, — вернемся через полчаса. Придержите наш столик.

— Разумеется, господин Тилев, — фамильярно ухмыльнулся тот. — Не беспокойтесь, господин Тилев.

* * *

По освещенной улице они спустились в старую часть города. Десятки ресторанчиков, магазинчиков и обменников еще работали, толпы загорелых туристов не умещались на узеньких тротуарах, люди сталкивались друг с другом — кто-то спешил, кто-то лениво глазел на витрины. Несколько человек почтительно поздоровались с Бояном, он молча кивнул в ответ.

— Вы известный человек, господин Тилев, — сказала Лора и прижалась к нему, — все вас знают.


Еще от автора Владимир Зарев
Гончая. Гончая против Гончей

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Современная болгарская повесть

В предлагаемый сборник вошли произведения, изданные в Болгарии между 1968 и 1973 годами: повести — «Эскадрон» (С. Дичев), «Вечерний разговор с дождем» (И. Давидков), «Гибель» (Н. Антонов), «Границы любви» (И. Остриков), «Открой, это я…» (Л. Михайлова), «Процесс» (В. Зарев).


Рекомендуем почитать
Жизнь и любовь (сборник)

Автор рассказов этого сборника описывает различные события имевшие место в его жизни или свидетелем некоторых из них ему пришлось быть.Жизнь многообразна, и нередко стихия природы и судьба человека вступают в противостояние, человек борется за своё выживание, попав, казалось бы, в безвыходное положение и его обречённость очевидна и всё же воля к жизни побеждает. В другой же ситуации, природный инстинкт заложенный в сущность природы человека делает его, пусть и на не долгое время, но на безумные, страстные поступки.


Барашек с площади Вогезов

Героиня этого необычного, сумасбродного, язвительного и очень смешного романа с детства обожает барашков. Обожает до такой степени, что решает завести ягненка, которого называет Туа. И что в этом плохого? Кто сказал, что так поступать нельзя?Но дело в том, что героиня живет на площади Вогезов, в роскошном месте Парижа, где подобная экстравагантность не приветствуется. Несмотря на запреты и общепринятые правила, любительница барашков готова доказать окружающим, что жизнь с блеющим животным менее абсурдна, чем отупляющее существование с говорящим двуногим.


Живописец теней

Карл-Йоганн Вальгрен – автор восьми романов, переведенных на основные европейские языки и ставших бестселлерами.После смерти Виктора Кунцельманна, знаменитого коллекционера и музейного эксперта с мировым именем, осталась уникальная коллекция живописи. Сын Виктора, Иоаким Кунцельманн, молодой прожигатель жизни и остатков денег, с нетерпением ждет наследства, ведь кредиторы уже давно стучат в дверь. Надо скорее начать продавать картины!И тут оказывается, что знаменитой коллекции не существует. Что же собирал его отец? Исследуя двойную жизнь Виктора, Иоаким узнает, что во времена Третьего рейха отец был фальшивомонетчиком, сидел в концлагере за гомосексуальные связи и всю жизнь гениально подделывал картины великих художников.


Частная жизнь мертвых людей (сборник)

Как продать Родину в бидоне? Кому и зачем изменяют кролики? И что делать, если за тобой придет галактический архимандрит Всея Млечнаго Пути? Рассказы Александра Феденко помогут сориентироваться даже в таких странных ситуациях и выйти из них с достоинством Шалтай-Болтая.Для всех любителей прозы Хармса, Белоброва-Попова и Славы Сэ!


Преподавательница: Первый учебный год

Порой трудно быть преподавательницей, когда сама ещё вчера была студенткой. В стенах института можно встретить и ненависть, и любовь, побывать в самых различных ситуациях, которые преподносит сама жизнь. А занимаясь конным спортом, попасть в нелепую ситуацию, и при этом чудом не опозориться перед любимым студентом.


Любовь. Футбол. Сознание.

Название романа швейцарского прозаика, лауреата Премии им. Эрнста Вильнера, Хайнца Хелле (р. 1978) «Любовь. Футбол. Сознание» весьма точно передает его содержание. Герой романа, немецкий студент, изучающий философию в Нью-Йорке, пытается применить теорию сознания к собственному ощущению жизни и разобраться в своих отношениях с любимой женщиной, но и то и другое удается ему из рук вон плохо. Зато ему вполне удается проводить время в баре и смотреть футбол. Это первое знакомство российского читателя с автором, набирающим всё большую популярность в Европе.


Безумие

Герой романа «Безумие» — его зовут Калин Терзийски — молодой врач, работающий в психиатрической больнице. Писатель Калин Терзийски, автор этого собственного alter ego, пишет, конечно же, о себе — с бесстрашием и беспощадностью, с шокирующей откровенностью, потому что только так его жизнеописание обретает смысл.


Олени

Безымянный герой романа С. Игова «Олени» — в мировой словесности не одинок. Гётевский Вертер; Треплев из «Чайки» Чехова; «великий Гэтсби» Скотта Фицджеральда… История несовместности иллюзорной мечты и «тысячелетия на дворе» — многолика и бесконечна. Еще одна подобная история, весьма небанально изложенная, — и составляет содержание романа. «Тот непонятный ужас, который я пережил прошлым летом, показался мне знаком того, что человек никуда не может скрыться от реального ужаса действительности», — говорит его герой.


Детские истории взрослого человека

Две повести Виктора Паскова, составившие эту книгу, — своеобразный диалог автора с самим собой. А два ее героя — два мальчика, умные не по годам, — две «модели», сегодня еще более явные, чем тридцать лет назад. Ребенок таков, каков мир и люди в нем. Фарисейство и ложь, в которых проходит жизнь Александра («Незрелые убийства»), — и открытость и честность, дарованные Виктору («Баллада о Георге Хениге»). Год спустя после опубликования первой повести (1986), в которой были увидены лишь цинизм и скандальность, а на самом деле — горечь и трезвость, — Пасков сам себе (и своим читателям!) ответил «Балладой…», с этим ее почти наивным романтизмом, также не исключившим ни трезвости, ни реалистичности, но осененным честью и благородством.


Матери

Знаменитый роман Теодоры Димовой по счастливому стечению обстоятельств написан в Болгарии. Хотя, как кажется, мог бы появиться в любой из тех стран мира, которые сегодня принято называть «цивилизованными». Например — в России… Роман Димовой написан с цветаевской неистовостью и бесстрашием — и с цветаевской исповедальностью. С неженской — тоже цветаевской — силой. Впрочем, как знать… Может, как раз — женской. Недаром роман называется «Матери».