Разруха - [130]

Колумбиец окинул их своим сонным взглядом и достал из засаленной торбы маленькие весы и несколько пузырьков с лакмусовой жидкостью — проверить кокаин. Продолжая жевать (его челюсть ритмично двигалась), он не выпускал из сухих губ сигарету, которая торчала в углу рта, как приклеенная. Взвесив один из пакетов, он молча кивнул. Затем с ловкостью хирурга развернул оберточную бумагу, фольгу, потом промасленную бумагу и, священнодействуя, погрузил в нее указательный палец. Уставившись пустыми глазами, из которых улетучились малейшие признаки мысли, на загаженную мухами лампочку, эксперт лизнул палец. На лице не дрогнул ни один мускул, лицо сохраняло каменную неподвижность.

— Это не то… — с сильным акцентом сказал он по-болгарски.

— Что значит «не то»? — взревел Краси. — Отвечай, дебил!

— Это не кока, — колумбиец не испугался, просто пожал плечами.

Краси шагнул к столу, разорвал второй, третий, четвертый пакет, пробуя на вкус белый порошок из каждого. Он облизывал палец, пока изо рта у него не потек белый ручеек теста.

— Мука… — прохрипел он. Лицо его налилось кровью, разноцветные глаза, казалось, были готовы выскочить из орбит, — заплесневевшая фуражная мука, корм для свиней…

Боян почувствовал удар в лицо, уже лежа на полу. Боль была адской, как искривленное лицо Краси, рот наполнился кровью — соленой, со вкусом сырого рубленого мяса, которое он ел на ужин. Не хватало только специй. Краси рывком поднял его за лацканы пиджака с пола.

— Ты же сказал «как всегда», что же твой дядюшка Георгий?.. — зашептал он Бояну на ухо, — ты же обещал, что все будет, как по нотам…

Кто-то из братков ткнул Бояна дулом пистолета в хребет, казалось, оно штопором вошло в позвоночник. Боян невольно нагнулся вперед, единственной оставшейся мыслью было: «Где же Прямой? Ах да, он внизу, в машине…» Ему никто не мог помочь, он понял, что погибает. Страх сводил с ума, Боян даже боли не чувствовал, просто терял разум. Тогда, вспомнив, что в ногах правды нет, колумбиец шлепнулся на стул, и это все решило. Холодное спокойствие, бессознательный разум его движения отрезвил всех. Краси выпустил из рук лацканы пиджака Бояна и отшвырнул его на соседний стул.

— Ты въезжаешь, сколько миллионов зелени сожрут эти свинки? А два из них — мои…

— Ничего не понимаю… — прошепелявил Боян разбитым, окровавленным ртом.

— Ты не понимаешь, я не понимаю… — задумчиво протянул Краси, — и этот бомж тоже не понимает. Но ты попал, ботан, крепко попал, ты по шею в говне. Мои два миллиона — капля в море, а кто сейчас вернет бабло нашим друзьям-людоедам из Колумбии?

* * *

Когда Прямой увидел в синеватом люминесцентном освещении как он, шатаясь, идет к нему из склада, он схватился одной рукой за голову, а другой — за пистолет.

— Мама дорогая, как они тебя разукрасили, шеф… сейчас они мне за это ответят… — он выскочил из машины, но Боян движением руки вернул его за руль БМВ и плюхнулся на переднее сидение.

— На таможню, в Капитан Андреево… — еле ворочая языком в распухшем рту скомандовал он, — быстро!

Колеса, прокрутившись на месте, рванули с бешеной скоростью, машину занесло на повороте. Оставив за собой хвост дыма и запах паленой резины, она вырвалась на свет фонарей из помертвевшей темени. Город спал, светофоры сонно мигали желтым глазом. По улицам Софии Прямой промчался на скорости сто километров, а проскочив караульный пост и выехав за город на пловдивскую автостраду, не дал стрелке спидометра опуститься ниже двухсот. Свет фар расшвыривал мрак, дорога неимоверно сузилась, ночь угрожающе наплывала на них, и Бояну казалось, что они уже не смогут остановиться, что их засосало в воронку, ведущую прямо в Ад. Они молчали. Прямой, вытянув вперед бычью голову, наконец получил возможность доказать свою животную преданность хозяину, доставив его живым и здоровым к заветной цели на скорости в двести километров в час. Опухшие губы Бояна болели, болела челюсть и вся голова, словно в порыве ярости Краси Дионов врезал по нему кувалдой.

— Сегодня… — еле двигая челюстью, прошепелявил Боян, — сегодня тебе, может быть, придется кое-кого убрать. Можешь не отвечать.

Он перегнулся через переднее сидение и вынул из холодильника бутылку ледяной минералки, намочил носовой платок и вытер подбородок. Крови было немного, после удара Боян инстинктивно ее сглотнул, но на лице осталась запекшаяся. Постепенно он пришел в себя и попытался думать. В двух вещах он был абсолютно убежден: количество пакетов на столе свидетельствовало о том, что исчезнувший «хлопок» стоит огромных денег. А второе — то, что Краси Дионов не участвовал в подмене наркоты, его реакция была настолько естественной и убедительной, что сыграть ее он не смог бы, тем более, с таким мастерством. Сокрушительный ужас, величие этого «кидалова» было не в том, что кто-то из цепочки шаловливо подменил кокаин фуражной мукой, а в количестве «товара». Боян наивно попался на удочку, решив, что только они с Краси рискуют своими личными деньгами, что сделка не слишком превышает привычные объемы, что все будет, «как всегда»… Но некто прикинул, что для того, чтобы уничтожить Бояна, его следует втянуть в неподъемную для него финансовую комбинацию, заставить не просто лажануться, а сделать роковую, судьбоносную ошибку. Этот оставшийся в тени Некто сумел внушить колумбийцам, что канал в Западную Европу через Болгарию чист, что его обеспечивает один из самых богатых бизнесменов этой страны и, следовательно, дает стопроцентную гарантию. Сам замысел свидетельствовал о масштабе задуманного, о холодном коварстве и цинизме, обретенных отнюдь не на борцовском ринге или в постели какой-нибудь фолк-певички.