Разорванный круг - [11]

Мысль, родившаяся у Целина, была простой: собирать шину в виде широкого кольца на плоском барабане и, уже сняв со станка, придавать ей нужную форму. Эта простота и отпугивала специалистов, когда Целин заикался о таком методе сборки.

Он изложил свой способ на бумаге, набросал несколько эскизов и, набравшись смелости, пошел к начальнику отдела. Тот выслушал инженера и потом долго рассматривал его поверх очков, словно видел впервые.

— Я был лучшего мнения о ваших умственных способностях, — сказал он наконец, — может быть, потому, что вы их пока не проявляли. Заберите… свои прожекты на память. Я, естественно, могу поставить их на обсуждение, но не хочу подвергать вас нападкам.

Тогда Целин подал заявку в бюро изобретательства. Ее рассмотрели и вернули, подробно изложив мотивы отказа.

Нужно быть очень уверенным в себе, чтобы мнение нескольких человек, да еще выраженное в категорической форме, не сбило тебя с толку. Заколебался и Целин. Но прошло время. Еще и еще раз проверив мысленно свой проект, Целин снова пришел к убеждению, что он легко осуществим, и взбунтовался, написал резкое письмо в «Резинообъединение». Прождав ответа целый месяц, попросил отпуск и поехал в Москву.

Его предложение разбиралось в кабинете начальника «Резинообъединения» в присутствии трех десятков специалистов. Почти все они обрушились на Целина. Как посмел зеленый, еще не оперившийся инженер потревожить их покой, заставить зря терять столько времени! На всю жизнь запомнилось Целину выступление красивого импозантного человека, говорившего с великолепным пренебрежением:

— Во время мировой войны четырнадцатого года один англичанин предлагал защитить Лондон от неприятельских бомб, повесив над городом сетку. Это предложение было настолько же патриотичным, насколько и идиотичным. Точно такой случай патриотического идиотизма разбираем мы с вами сегодня. У нас нет оснований сомневаться ни в добрых порывах души этого молодого человека, ни в крайней нелепости его предложения…

Целин ушел с совещания уничтоженный. Он не мог собраться ни с мыслями, ни с чувствами, у него было такое ощущение, будто он стал аморфным, ватным.

Но вернулся в Ленинград, отдышался, — и творческий зуд снова овладел им.

Тогда беспартийный инженер пошел к секретарю партийного комитета. Старый рабочий долго слушал, еще дольше думал. Слесарь по специальности, он мало понимал в шинном производстве, но имел одно неоценимое качество: никогда не делал вид, что понимает, если не понимал. И он сказал честно:

— Я тебе верю. Но ты меня пойми: я слесарь. Касалось бы это механики — тут я кой-кому сто очков вперед дам. Но это дело не моей специальности. А вот посоветовать могу: обратись к Серго Орджоникидзе. А я препроводиловку напишу.

Целин написал письмо. Дал машинистке перепечатать. Получилось без малого тридцать шесть страниц.

Принес письмо секретарю парткома. Тот взвесил в руке стопку толстой бумаги и усмехнулся:

— Да ты что, Илья, как дитя малое. Не понимаешь, что нарком у нас на всю тяжелую промышленность один, а таких, как ты, писучих, много? Разве у него хватит времени каждое такое письмо читать? Нет, милый, ты напиши на одной странице, но так, чтобы сразу суть дела схватить можно было. А все остальное — в приложение. Серго письмо прочтет, а приложением другие займутся, у кого времени побольше.

Целин впервые познал всю сложность краткого изложения мыслей. Тридцать шесть страниц он писал три дня, а над злополучной страницей просидел неделю.

Прочитал ее секретарь парткома, одобрительно кивнул головой и взялся за перо.

Плохо слушались пальцы, привыкшие к тискам и молотку, и буквы выходили такие, что машинистка через два слова на третье приходила спрашивать, что написано.

Корявое получилось письмо, но честное и прямое, как сам секретарь.

«Дорогой товарищ нарком Серго Орджоникидзе! Так собирать покрышки, как это мы сейчас делаем, нельзя. Целин предложил способ мотать покрышки на барабане. Человек он хороший, и партком ему верит. Хотя спецы говорят, что из этого ничего не будет, но попробовать надо. Американцы нам станков не продают, одна надежда на свои мозги.

Секретарь парткома Лобода».

Письмо ушло в Москву, и Целин надеялся получить ответ через месяц-полтора — представлял себе, какая почта у наркома.

Через неделю, когда он, по своему обыкновению, торчал на сборке покрышек, в цех прибежала запыхавшаяся курьерша.

— Главный инженер вас вызывает!

Целин похолодел. До этого дня он главного инженера и в глаза не видел. Слышал только, что человек строгий-престрогий. Решил: наверно, начальник отдела жаловался.

В приемной на очереди множество народу, но, когда в сопровождении курьерши вошел Целин, секретарь сразу открыл ему дверь.

Пожилой инженер с сухим лицом аскета, в пенсне, тотчас отпустил посетителя и предложил Целину расположиться в кресле. Целин сел в мягкое шагреневой кожи кресло и словно провалился. Одна голова видна.

— Напрасно вы ко мне никогда запросто не зайдете, — с задушевной интонацией сказал главный инженер. — Я понимаю, что молодым специалистам мы уделяем мало внимания, но, поверьте, не из злого умысла — руки не доходят. Текучка заедает. И вспомните добрую русскую пословицу: «Если дитя не плачет, мать не разумеет».