Разорванная паутина - [15]
«Чтобы объективно представить себе поистине кошмарные условия труда лаборантов, — писал Скрябин, — надо знать, что работа их протекала в небольшом купе вагона, превращенного в копрологическую лабораторию, где на столах и полках было расставлено множество баночек с фекалиями человека… и все это при 60-градусной туркменской жаре. Надо наблюдать подобную обстановку непосредственно, чтобы оценить трудовой героизм этих незаменимых работников».
Но как ни тяжел труд гельминтологов, как ни тягостны порой бывали обязанности членов экспедиций, маленькая армия Скрябина почти не знала дезертиров. Оценивая дела этого блестящего коллектива, американский биолог М. Холл писал в 1931 году, что русские гельминтологи по объему своих исследований вышли на первое место в мире. За полтора десятка лет они успели значительно больше, чем их американские коллеги за 45 лет. Год спустя в Германии вышел большой справочник Ольпа «Выдающиеся тропические врачи мира». Среди портретов мужественных борцов с малярией, холерой, чумой и оспой составитель поместил фотографию и жизнеописание советского ученого профессора К. И. Скрябина. «Великие географические открытия» молодой отечественной гельминтологии получили официальное мировое признание.
V. Пора зрелости
Судьбы наук подобны людским судьбам. Как человек, наука рождается, переживает время юности, достигает зрелости и возмужания. В ребячестве она учится языку, в юности горячится, увлекается и творит ошибки. Зрелость науки, как и зрелость человеческая, определяется тем, что, накопив достаточно знаний, она начинает приносить конкретную пользу, служить обществу.
Пора зрелости пришла к гельминтологии в начале тридцатых годов. Почти полтора десятка лет рожденная революцией наука копила факты, создавала свой язык, формировала взгляды и методы. Но в 1928–1930-х годах, когда по стране прокатилась волна коллективизации и впервые табуны, стада и отары стала общественной собственностью, от гельминтологов потребовались активные действия. В короткое время весь скот страны был собран в общих коровниках, сараях, кошарах. Изменились условия кормления, ухода за животными. Болезни скота, составлявшие прежде личную заботу каждого хозяина, вдруг стали явлением массовым, общественно значимым. Серьезно начали напоминать о себе и гельминтозы — заболевания, вызванные паразитическими червями. Следовало немедленно, в масштабах целой страны, дать отпор всей этой нечисти.
Завершая до революции ветеринарный институт, выпускники произносили текст «Ветеринарного обещания», в котором, между прочим, присягали: «Добросовестно исполнять обязанности своего звания, способствовать сохранению здоровья домашних животных и по возможности излечивать их болезни». Но то-то и беда, что излечивать, например, гельминтозы (составляющие добрую половину болезней скота) ветеринары не имели никаких возможностей. Единственно, чем располагал специалист, это набором средств, с помощью которых можно было изгонять паразитов. При этом никто толком не знал, как и почему известные с древних времен препараты — скипидар, камала и рвотный камень — действуют на червя и заставляют его покинуть тело хозяина.
Не умели ветеринарные врачи ни диагностировать гельминтные заражения, ни предсказать, когда и как больное животное заразит своих соседей. «Глистогонная методика», еще куда ни шло, годилась для единоличного хозяйства, когда в сарае у крестьянина одиноко стояла его собственная коровенка. Но в колхозном коровнике, где бок о бок находятся сотни животных, изгонять паразитов по старинке — означало бы только разносить заразу. К тому же в старых учебниках утверждалось, что большая часть наиболее зловредных гельминтозов вообще неизлечима и больной скот следует прирезать. Социалистическое хозяйство не могло опираться на такие, с позволения сказать, советы. Оно нуждалось в массовом лечении и профилактике гельминтозов.
Первыми заявили свои претензии науке овцеводы. Осенью 1929 года они обратились к директору Всесоюзного института гельминтологии профессору Скрябину с настойчивой просьбой: спасти стада овец в крупных совхозах Сибири и Северного Кавказа, где вспышки гельминтозов уносили от 60 до 80 процентов молодняка. Легко сказать — спасти! Овцы являются жертвой червей-паразитов с незапамятных времен. Ученые насчитывают у них свыше ста различных видов паразитов, и ни науке, ни опыту животноводов никогда не удавалось разъединить этих вечных спутников. Связь между шерстистым хозяином и паразитами, которые поселяются то в легких, то в кишечнике, а то и в мозгу овцы, освящена многовековой историей животноводства.
Персонал кафедры паразитологии Московского ветеринарного института. Слева направо: лаборант Автократова, профессор К. И. Скрябин, ассистенты И. М. Исайчиков и Б. Г. Массино. 1922 год.
В России заражение гельминтами стало особенно массовым с тех пор, как Петр Первый, задумав одеть свое войско в шинели, завез из-за рубежа, как тогда говорили, «гишпанских» овец. Гибель животных от гельминтозов к началу XX века стала настолько частой и разорительной, что, например, в 1912 году на годичном губернском собрании московских землевладельцев председательствующий настойчиво советовал вообще прекратить овцеводство в Московской губернии, ибо гельминтная болезнь фасциолез делает этот вид животноводства попросту убыточным. Трагические события разыгрались на той же почве в годы первой мировой войны в Забайкалье. Там в одном из районов буряты-животноводы потеряли за короткий срок 90 тысяч овец и с остатками стад вынуждены были покинуть родину и перекочевать в Монголию и Китай. Немалые потери понесли и наши совхозы в первые годы коллективизации.
