Разоблачение - [17]

— Мистер Сандерс!

— Мистер Николс!

— …Это — Джон Конли, племянник основателя фирмы, ее вице-президент…

Сандерс повернулся к коренастому, атлетически сложенному человеку лет под тридцать. Очки в стальной оправе. Костюм от Армани. Твердое рукопожатие. Серьезное лицо. На Сандерса Конли произвел впечатление богатого и решительного человека.

— Привет, Том.

— Привет, Джон.

— …Джим Дейли из «Голдмен и Сахс»… Лысеющий, худой, смахивающий на аиста и одетый в костюм в тоненькую полоску, Дейли производил впечатление рассеянного, заторможенного человека. Рукопожатие он сопроводил коротким кивком.

— …Ну и, конечно, Мередит Джонсон, из Купертино.

Она была намного красивее, чем представлялась в воспоминаниях. И какая-то неуловимо другая. Старше, конечно, — «гусиные лапки» в уголках глаз, морщинки на лбу… Зато сейчас она стояла прямее, и в ней была та уверенность, что ассоциировалась для Сандерса с близостью к власти. Темно-синий костюм, светлые волосы, большие глаза. И невероятно длинные ресницы. Все это ушло почему-то из памяти.

— Здравствуй, Том, рада тебя видеть снова. — Теплая улыбка. И ее духи…

— И я рад тебя видеть, Мередит.

Она отпустила его руку, и группа, во главе с Гарвином, отправилась дальше.

— Так, а прямо впереди у нас ВИС. Ее работу мы посмотрим завтра.

Марк Ливайн вышел из конференц-зала и спросил у Сандерса: — Что, посмотрел альбом «Их разыскивает полиция»?

— Вроде того.

Ливайн посмотрел им вслед.

— Трудно поверить, что эти ребята станут заправлять в фирме, — пожаловался он. — Я сегодня проводил для них брифинг, так, веришь, они ничегошеньки не знают. Жуть! Когда группа дошла до конца холла, Мередит Джонсон обернулась и, глядя на Сандерса, прошевелила губами:

— Я тебе позвоню.

Затем она лучезарно улыбнулась и вышла. Ливайн вздохнул.

— А я бы сказал, Том, что у тебя очень тесные отношения с начальством.

— Может, и так.

— Вот только понять не могу, что же в ней нашел Гарвин.

— Ну, надо отдать ей должное, она здорово выглядит, — сказал Сандерс.

Ливайн отвернулся.

— Посмотрим, — сказал он, — посмотрим…

* * *

В двадцать минут первого Сандерс вышел из своего кабинета на четвертом этаже и направился к лестнице, чтобы спуститься в главный конференц-зал на ленч. По коридору, заглядывая в один кабинет за другим, шла медсестра в накрахмаленном халате.

— Да где же он? — спрашивала она про себя, качая головой. — Ну только что был здесь.

— Кто? — поинтересовался Сандерс.;

— Профессор, — ответила она, сдувая упавшую на глаза прядь волос. — Его ни на минуту невозможно оставить!

— Какой профессор? — спросил Сандерс, но, когда услышал женское хихиканье из дальней комнаты, сам ответил на свой вопрос: — Профессор Дорфман?

— Ну да, профессор Дорфман, — подтвердила медсестра, гневно кивнув, и заторопилась в сторону источника хихиканья.

Сандерс пристроился за ней. Макс Дорфман был немецким консультантом по менеджменту и сейчас находился в весьма преклонном возрасте. Время от времени он читал лекции во всех мало-мальски значительных бизнес-школах Америки и заработал репутацию гуру[14] среди персонала технологических фирм. На протяжении большей части восьмидесятых годов он работал с членами совета директоров «ДиджиКом», придавал престиж вновь образованной компании Гарвина. Все это время он был ментором Сандерса. Фактически это Дорфман восемь лет назад убедил Сандерса уехать из Купертино и перебраться в Сиэтл.

— А я и не предполагал, что он еще жив, — сказал Сандерс.

— «Жив» — не то слово, — ответила медсестра.

— Ему должно быть уже девяносто?

— Ну, он ведет себя так, будто ему ни на день не больше восьмидесяти пяти.

Когда они подошли к комнате, оттуда, навстречу им, вышла Мери Энн Хантер. Она успела переодеться в блузку и юбку и широко улыбалась с таким видом, будто только что вышла от любовника.

— Том, — сказала она, — ты ни за что не угадаешь, кто здесь!

— Макс, — сказал Сандерс.

— Точно! Ой, Том, его нужно видеть — он все такой же.

— Не сомневаюсь, что это так, — сказал Сандерс. Даже не входя в комнату, он почувствовал запах табачного дыма.

— Ну же, профессор, — сурово сказала сиделка и вошла в комнату. Сандерс заглянул внутрь — в одну из комнат отдыха для персонала. Кресло-каталка Дорфмана было придвинуто к столу, стоявшему в центре комнаты, и окружено хорошенькими женщинами. Они наперебой щебетали, а сидевший в середине Дорфман счастливо улыбался, куря сигарету, вставленную в длинный мундштук.

— Что он здесь делает? — спросил Сандерс.

— Гарвин привез его для консультаций по поводу слияния, — ответила Хантер. — Ты что, не зайдешь поздороваться?

— О Боже, — сказал Сандерс. — Ты же знаешь Макса! Он кого угодно с ума сведет.

Профессор любил бросать вызов традиционному мышлению, но не в лоб. У него была ироничная манера разговора — вызывающая и шутливая одновременно. Он не чурался противоречий и не стеснялся приврать. Когда же его ловили на лжи, он тут же соглашался: «А и правда. О чем я только думал?» — и продолжал говорить в своей раздражающе уклончивой манере. Он никогда не говорил прямо, что имеет в виду: делать выводы он предоставлял собеседнику. Его, сумбурные семинары оставляли администраторов в смущении и изнеможении.