Разновидности зла - [75]

Анахиту – я нашел в укромном местечке – там, в чаше из речного песка бил родник, видимо не искусственный, а настоящий, который был здесь, когда сюда пришли строители. Здесь не было ярко выраженного берега, из этого небольшого озерца не вытекала река – просто песчаная чаша и бьющий на дне ее ключ. Люнетта сидела на берегу и смолистые сосны защищали ее своими колючими лапами от всего зла этого мира…

Я присел рядом, на корточки.

– Ты сказал ему? – спросила Люнетта, не поворачиваясь ко мне

– Нет. Надо было?

– Не знаю…

Поговорили…

– Послушай… – сказал я – я должен тебе кое-что сказать.

– Говори.

– Я… короче так – набрался смелости я – ты, наверное, этого не знаешь. Но… в общем, у тебя есть деньги. Около тринадцати миллиардов рейхсмарок. Наверное, даже больше.

Бубню как пацан…

– Эти деньги – переводила на твой счет твоя мать. Как процент от тех денег, которые давал тебе твой отец. Твой настоящий отец. Шахиншах Мохаммед Хоссейни. Ты не знала про него?

– Знала – так же не оборачиваясь, сказала Люнетта

– Знала?! – изумился я

– Догадывалась. Потом узнала. Мне было двенадцать лет, и я уже понимала, откуда берутся дети. Мама ударила меня и сказала, что если я кому-то скажу об этом, то меня будут пытать и убьют, потому что меня все ненавидят, все при дворе. Но я – все равно знала…

– Но почему…

– Знаешь… отец не любил маму. Он был слишком занят собой. Для него она была просто куском мяса. Итальянской проституткой без комплексов. Той, на кого можно выплеснуть всю грязь, какая есть у него в душе. Побыть самим собой – грубым полковником Гвардии, выходцем из низов. Он бил ее, ты знаешь?

Я ничего не ответил

– Он бил ее, просто так, чтобы почувствовать… себя властелином. Это было важно для него. Он бил ее, чтобы она не забывала, кто он такой и на чем строятся их отношения. Он бил ее каждый раз, когда тайком приходил по ночам. Ему доставляло удовольствие слышать, как она кричит. Он бил ее – а она кричала. А я забиралась под кровать, потому что под кроватью было не так слышно то, что происходит в соседней комнате.

– Люнетта… твой отец давал маме деньги. Очень большие деньги, это были десятки и сотни миллионов. Каждый месяц, каждый год. Он давал ей деньги, чтобы она переводила их на тайные счета за границей, о которых никому не было известно. Твоя мать – устроила так, что часть этих денег, которые должны были идти якобы посредникам – шли на счета, записанные на тебя в лучших банках Европы. Герцогство Люксембургское, Священная Римская Империя, Швейцарская Конфедерация, Австро-Венгрия. Я не уверен, что знаю все счета – но кое-что знаю. Эти счета – лежат и дожидаются тебя. Ты должна поехать и…

В следующее мгновение я отшатнулся – песок ослепил меня

– Да пошел ты!

Когда я кое-как проморгался – Люнетта бежала к дому, ее платье мелькало среди деревьев.

Догнал. Прижал к дереву и просто сказал – прости. А она вырывалась и кричала мне в лицо самые обидные и гадкие слова на смеси арабского, фарси, итальянского и русского. Потом просто начала рыдать…

А потом мы сидели на песке и я, наконец-то понял, каким был придурком и ослом. Я просто оставил ее одну в Тегеране… написал записку. Господи… какой я моральный урод – просто смотаться из страны и оставить записку… нормально да? Лучше бы деньги на туалетном столике оставил, это было бы намного честнее. Она готовила сюрприз мне, ничего не говорила… ну а как скажешь, если у меня проблемы несколько другого характера, исчисляющиеся в убитых и раненых, в выявленных террористических ячейках и количестве оружия, которое удалось, мать твою изъять. Нормальных врачей там тоже не было… точнее, они были, но она боялась к ним идти. Хотела сказать мне тогда, когда будет окончательно понятно. Хотела сделать сюрприз – но сюрприз сделал ей я.

И еще – знаете, что я понял? На том Новогоднем Балу – ничего между ней и Николаем не было. Не было! Николай, каким бы мерзавцем он не был в этом плане – просто не променял нашу дружбу на это. Не предал. Не рискнул предать.

Он пошел в наступление потом, когда я уехал из Тегерана и сделал это по своей воле, а не по его предложению. Из нашего разговора – последнего перед восемью годами молчания – он понял, что Люнетта мне не особо и дорога, если я оставляю ее в Тегеране. И только тогда, только когда я продемонстрировал свое равнодушие – он решился пойти в наступление и послал за ней самолет. Только тогда, когда я уже был в Швейцарии – он решил что имеет право идти вперед.

Просто потому, что Люнетта ему понравилась на том балу. Да что там понравилась – поразила в самое сердце, а по-другому и быть не могло. Я удивился, если бы было по-другому. Только тогда, когда я своими поступками показал, что дорога свободна – он пошел вперед. Память о Крыме – он не предал, не смог предать.

Я же послал несколько записок из Швейцарии, одну за другой. Потом – увидел в Интернете репортаж из Санкт-Петербурга. И сделал свои выводы…

На двенадцать долгих, очень долгих лет.

А сейчас – мой наркотик – снова со мной. Я – конченый наркоман, доверять которому нельзя. Ни в чем, ни на минуту…

Люнетта – сказала, что ей не нужны эти деньги и ушла. А я остался стоять в лесу, в сосновом лесу. Потом – вдруг мне показалось, что кто-то стоит рядом. Я посмотрел… и увидел Николая… в рваном мундире, забрызганном кровью. Я не смог пересилить себя, не смог заставить увидеть его так… и присутствовал только на официальной церемонии, когда он лежал в гробу как идиот.