Раздвигая границы. Воспоминания дипломата, журналиста, историка в записи и литературной редакции Татьяны Ждановой - [71]

Когда я приехал на работу в посольство Греции в Вашингтоне, я был большим энтузиастом политического возвышения моего бывшего соседа по Психико, сына Георгиоса Папандреу Андреаса, который получил образование в области экономики в США и работал в Беркли и паре других американских университетов[97], и которому в Греции прочили большую политическую и государственную карьеру. Пока Андреас жил в Штатах, Папандреу-отец постоянно приглашал сына в Грецию и вовлекал его в греческие дела, так что в стране его считали реальным и перспективным политиком.

На родину Папандреу-сын приехал на год или два по программам Фулбрайта и Гуггенхайма, а в 1961 году он получил приглашение от Караманлиса, впечатленного достоинствами 38-летнего профессора-экономиста, создать и возглавить в Афинах Центр экономических исследований для выработки основных направлений экономической реформы, в которой остро нуждалась восстанавливавшая свое хозяйство послевоенная Греция. В первый раз я увидел его в рабочей обстановке в 1965 году в нашей столице, когда греческое министерство иностранных дел рекрутировало меня для решения проблемы освещения ситуации на Кипре. Папандреу тогда занимал пост государственного министра и заместителя министра координации. Всего лишь за год до этого он отказался от американского гражданства и впервые избрался депутатом греческого парламента.

Помню, как он стоял на лестнице здания парламента, разговаривая со своим тогдашним начальником, министром координации Константиносом Мицотакисом – высокий, атлетически сложенный, с умным лицом. Он был чем-то похож на Джона Кеннеди и излучал энергию, уверенность в себе и необыкновенную харизму. Вид молодого Папандреу внушал оптимизм в отношении будущего Греции. Кстати, Андреас Папандреу и Мицотакис не переваривали друг друга и практически не могли работать вместе. То же самое можно было сказать об их ближайших сотрудниках и политических окружениях. Это было очень печально, потому что, сотрудничая друг с другом, два деятеля такого калибра могли бы принести большую пользу нашей стране.

Я не принимал ничью сторону, но, честно говоря, Андреас произвел на меня сильное впечатление, и я увлекся идеей его продвижения в Америке как будущего национального лидера-реформатора. Это было нелегкой задачей, потому что США поддерживали Турцию, а во всех греческих деятелях видели смутьянов и нарушителей порядка. Тем более что Андреаса многие в США считали ренегатом за его критику американской политики (в частности, он был противником вхождения Греции в НАТО и занял нейтральную позицию в холодной войне).

Однажды, вскоре после моего переезда в Вашингтон, я получил приглашение на воскресное барбекю от одного американского журналиста, друга посольства. Я с удовольствием поехал. У своего знакомого я застал еще одного гостя, который был представлен мне как чиновник в американском правительстве. Гость завел со мной разговор об Андреасе Папандреу. В ходе этой беседы я старался убедить своего собеседника, что Андреас является идеальным будущим лидером для Греции, но чувствовал, что мои речи не производят желаемого эффекта. Я понял, что необходимо преодолеть негативное восприятие младшего Папандреу в США и через знакомого радиокомментатора Роберта Сигриста организовал серию передач об Андреасе на одной из радиостанций Среднего Запада. Кстати, о том, кто был мой «случайный» собеседник на памятном барбекю, я узнал уже после свержения хунты в 1974 году, когда он стал общеизвестен как официальный резидент ЦРУ в Афинах Джеймс Поттс.

В период «Апостасии 1965», когда 15 июля 1965 года пало правительство Георгиоса Папандреу, Андреас, наряду с Константиносом Мицотакисом, рассматривался как потенциальный преемник своего отца на посту главы правительства. После прихода к власти военной диктатуры младший Папандреу был арестован за левые взгляды и некоторое время находился в тюрьме, но затем его выпустили и дали возможность уехать из страны. По всей видимости, Андреасу помогли усилия американских экономистов и журналистов (в том числе Гэлбрейта, Горвица и др.), бомбардировавших тогдашнего президента Линдона Джонсона соответствующими петициями.

В конце концов Джонсон утомился получать петиции и сказал заместителю госсекретаря Николасу Катценбаху следующие известные слова: «Позвони Кену Гэлбрейту и сообщи, что я сказал этим греческим ублюдкам, чтобы они оставили сукина сына в покое…» Требование президента не осталось без внимания.

В канун Рождества, 24 декабря 1967 года, Андреаса отпустили и дали возможность уехать из страны. В этой связи Джонсон даже пошутил, что освобождение Андреаса Папандреу было первым и единственным случаем, когда экономисты достигли согласия между собой[98].

В течение нескольких следующих лет Андреас преподавал экономику в Стокгольмском университете в Швеции и в Йоркском университете в Канаде. Одновременно он начал работать со студенческими и другими левыми молодежными организациями, которые в результате объединились во Всегреческое освободительное движение и в дальнейшем составили основу для создания партии А. Папандреу – Всегреческого социалистического движения (ПАСОК)