Раздвигая границы. Воспоминания дипломата, журналиста, историка в записи и литературной редакции Татьяны Ждановой - [54]

Школа располагалась в «Сенат-хаусе», высоком здании по соседству с комплексом зданий Британского музея. (Кстати, она находится в этом здании и по сей день.) В связи с упоминанием о музее позволю себе небольшое отступление в историю и политику культуры. Как известно, в Британском музее выставлены бесценные сокровища греческой античности – так называемые «Мраморы Парфенона», или «Мраморы Элджина» – по имени британского лорда, вывезшего их из Греции в начале XIX века.

История с возвращением этих древностей на Родину давняя и непростая. Британцы неоднократно заявляли о своем юридическом праве на сокровища Парфенона[70] и о своей роли как спасителей этих реликвий от угрозы разрушения в период Оттоманской империи, а также настаивали на предпочтительности хранения древностей в технических условиях Британского музея. Греки же с течением времени все более настойчиво требовали «мраморы Элджина» обратно.

В 1982 году Мелина Меркури, тогдашний министр культуры Греции и моя хорошая знакомая, публично заявила, что настало время для возвращения сокровищ афинскому Акрополю. При этом Меркури сослалась на исторический факт, доказывающий их уникальную ценность для народа Греции. О каком же факте шла речь?

Во время осады Акрополя венецианцами в 1687 г. воины турецкого гарнизона увидели, что их боеприпасы на исходе, и начали разбирать колонны Парфенона, чтобы добыть из них свинец для изготовления пушечных ядер. Греки, участвовавшие в осаде вместе с венецианцами, прислали туркам историческое послание: не трогайте колонны на Акрополе – мы пришлем вам пушечные ядра.

И выполнили свое обещание. Как говорится, комментарии излишни.

История с «мраморами Элджина» не нашла своего разрешения и по сей день. Однако недавно греки показали всему миру, что их способность сохранять культурные ценности значительно выросла: у подножия Акрополя открылся большой, оснащенный по последнему слову техники музей, где выставлены для обозрения сохранившиеся памятники античного храмового комплекса. Это, конечно, важный шаг, укрепивший греческую позицию в историческом споре с британцами. Будем ждать…

Так или иначе, я каждый день ходил через Британский музей на учебу в «Сенат-хаус» – так в России ходят через поле – и нередко забегал посмотреть на знаменитые экспонаты, а также посещал библиотеку этого великолепного музея. Там, между прочим, показывают желающим кресло, сидя в котором Карл Маркс написал свой «Капитал».

Однако самые долгие и счастливые часы я провел не в книжных и художественных коллекциях Британского музея, а в более скромной, но не менее замечательной библиотеке моей Школы, обладавшей богатейшим собранием книг и периодики на всех языках Восточной и Южной Европы. К моей радости, эти книги, газеты и журналы находились в открытом доступе. Их можно было просто снять с полки и тут же с головой погрузиться в сладость чтения, моего любимейшего занятия на протяжении всей жизни.

Довольно быстро я завел друзей. Вместе со мной училось много англоязычных студентов. Их безусловным лидером была Майя Гири, дочь княгини Ростовой и индийского врача. Майя не только была способной слависткой, но и серьезно занималась спортом. Она была чемпионкой Великобритании по метанию диска и входила в британскую олимпийскую команду. Демонстрируя свои славянские корни, Майя любила угощать всех желающих чаем из самовара.

Я подружился с ней и с двумя однокурсниками-американцами: докторантом из Чикаго Ричардом Бонайном и выпускницей колледжа Уэлсли Вивиан Даулинг, дочерью богатого бизнесмена-южанина.

Вивиан, которую называли дочерью Сноупса (персонаж романа Фолкнера), – снимала комнату в лондонском дворце графини Шуваловой и время от времени приглашала всех желающих открывать ящик ее рабочего стола, наполненный долларами, и брать оттуда, кому сколько нужно. Среди студентов был также молодой англичанин Фитцджон, бывший офицер, будто бы только что сошедший со страниц произведений английского сатирика Ивлина Во. Своими явлениями, не говоря уже о шуточках, Фитцджон всегда вызывал с мех. Он, например, не уставал повторять, что его заветное желание – заманить мисс Даулинг в картинную галерею и заняться с ней нежностями за какой-нибудь картиной…

Вскоре я заметил, что в университетской библиотеке стала появляться одна симпатичная студентка-француженка, Николь Дэгэ. Как выяснилось, Николь училась в Сорбонне и Лондонском университете параллельно – впоследствии она одновременно получила дипломы об окончании обоих этих учебных заведений.

В Николь ощущался особый «французский шарм». При этом она всегда выглядела очень серьезной и оказалась такой же при знакомстве. Мы подружились, и Николь присоединилась к нашей компании, о которой я писал выше.

За время учебы я несколько раз приглашал своих друзей на отдых в Грецию, и они с удовольствием принимали эти приглашения. Поездки получались очень приятными – мы много загорали и купались, а вечерами сидели за разговорами на веранде нашего дома в Психико. Моя мама встречала эти нашествия с большим гостеприимством и была душой наших посиделок.

Днем мы выезжали на море и не просто плавали, но проводили время в подводных археологических экспедициях. Их организовывала моя сестра Элви, в то время студентка Афинского университета и помощница великого греческого археолога, открывшего древности острова Санторини, – профессора Маринатоса. Мы ездили по островам и местам на побережье Аттики, где терпели крушение корабли, и собирали со дна моря – самого богатого музея Греции – куски амфор и других предметов, которые отвозили автобусом в лабораторию американской археологической школы.