Разбой на Фонтанке - [7]

Твердяков задумался, на некоторое время оторвался от работы, потом вновь окунул кисточку в банку с краской.

– Думаю, кто-то связанный с речным делом. Должен сказать, вокруг пристани и катеров околачивается много всякой швали.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду бомжей, авантюристов, разных темных личностей.

– Можете назвать кого-нибудь конкретного?

– Советую прошерстить брошенные катера возле яхт-клуба.

– Зачем?

– Летом там обычно живут бездомные. Не исключено, что в одном из таких катеров находится бандитский притон.

– Любопытно…

– Познакомитесь с речным делом поближе, и не такое узнаете.

Твердяков нанес последний мазок и, отступив на пару шагов, осмотрел проделанную работу.

– Возьмите мою визитку, – сказал Соловец. – Звоните, если узнаете что-нибудь относящееся к ограблению.

– Обязательно.

– Всего доброго.

– До свидания. Заходите.

* * *

Этим летом бомжи Степаныч и Петрович устроились рабочими в Эрмитаж. Работа была непыльной – переносить ящики с экспонатами из хранилища в выставочный зал и обратно. Делать это приходилось не часто, большую часть времени товарищи потягивали пиво в подсобном помещении. Близость к искусству облагородила друзей, в разговорах бомжей появились велеречивые обороты. Часто они рассуждали о живописи и скульптуре, споря о преимуществах и недостатках различных школ и направлений.

В четверг Степанычу и Петровичу выдали зарплату. Приятели решили отметить это событие с размахом. Вечером, пройдя через чердак, они разместились на крыше музея, прихватив с собой пару бутылок водки, пару стаканов, колбасу, хлеб, луковицу и квас.

Перед Петровичем и Степанычем распахнулась панорама вечернего Петербурга. По Неве тянулись баржи. По набережным сновали машины. Дворцовую площадь пересекали стайки туристов.

– Красота… – вздохнул Петрович.

– Живописно, – согласился Степаныч.

Расстелив на крыше газету, приятели начали подготовку к застолью. Когда колбаса, хлеб и луковица были порезаны, Петрович откупорил бутылку и наполнил стаканы.

– За искусство, – сказал он.

– За непреходящие ценности, – поддержал коллегу Степаныч.

Друзья выпили. Степаныч поперхнулся и закашлялся. Петрович несколько раз ударил товарища по спине.

– Первая колом, вторая соколом, – сказал он.

– Это точно, – прохрипел Степаныч, сделав несколько глотков кваса.

– Вот такие дела… – произнес Петрович, хрустя луком.

– На следующей неделе много работы будет.

– Это почему?

– Выставка из Франции приезжает. Этот, как его… Моне.

– Хороший художник, – со знанием дела сказал Петрович.

– Традиционалист?

– Нет, импрессионист.

Петрович вновь наполнил стаканы.

– Импрессионисты у нас на третьем этаже висят, –

сказал Степаныч.

– Давай за французов, – сказал Петрович.

– Почему за них?

– Сколько они хороших художников миру подарили!

Коллеги чокнулись, выпили и, положив колбасу на хлеб, начали закусывать.

– Может, художников-то они миру и подарили, – произнес Степаныч, – но народ, скажу тебе, жуликоватый.

– Ты думаешь?

– Не думаю, а знаю.

– Откуда тебе знать, какой народ французы?

– Я позавчера с буфетчиком Арменом в обеденный перерыв разговаривал.

– Это когда я отгул брал?

– Да.

– И что тебе Армен рассказал?

– Рассказал, как он барменом работал на теплоходе, который ходил по Средиземноморью.

– А не врет твой Армен?

– Он фотографии показывал. Везде, собака, побывал. И в Стамбуле, и в Риме, и в Барселоне.

– Почему же он оттуда ушел?

– Уволили за пьянку.

– То-то он теперь в завязке.

– Говорит, что больше не может, желудок отказал.

– Ну, у нас с тобой не откажет. – Петрович в третий раз наполнил стаканы. – Давай.

– Давай.

Товарищи выпили.

– Так что говорит твой Армен? – продолжил тему Петрович.

– Говорит, когда первый раз приплыл во Францию, их теплоход встал на рейде на Лазурном берегу.

– Так…

– Он вышел на берег и хотел купить билет на поезд до Ниццы. Так его тут же обсчитали на пять франков, то есть на один доллар.

– Да ну…

– Вот тебе и ну.

– Может, он сам по пьянке обсчитался?

– Нет, Армен говорит, когда указал кассиру на то, что тот сдачи недодал, кассир сразу деньги вернул.

Петрович задумался.

– Выходит, и у них воруют.

– Да еще как! Представь, тебя бы в кассе вокзала на тридцатку обсчитали. Это же две бутылки пива.

– И пачка сухариков.

– Вот-вот.

Приятели закурили.

– У меня один торгаш знакомый был, – сказал Петрович. – На Невском матрешками торговал. Так он мне все на итальянцев жаловался. Паскудный, говорил, народ. Шумят, торгуются, а покупают мало.

– Что итальянцы, что французы, – махнул рукой Степаныч.

– А вот испанцев он хвалил.

– За что?

– Приличные, говорил, люди. Один раз он по ошибке какому-то испанцу лишнюю двадцатку сдачи дал. Дело было утром. Так испанец не поленился, вечером приехал, отыскал этого торгаша и вернул деньги.

Стаканы вновь были наполнены.

– Все они басурманы, – сделал вывод Степаныч. – Давай за нас.

– Давай.

Первая бутылка опустела.

– Где теперь этот твой торгаш? – поинтересовался Степаныч.

– Давно его не видел. Говорят, подался в администраторы.

Степаныч вздохнул:

– Да, неплохо бы сейчас на Средиземноморье…

– Или хотя бы на залив.

– Это точно…

Город не спеша погружался в белую ночь. Ночные заведения на набережных сверкали огнями. Где-то вдали играла музыка.