Разборки в средней Тосэн! - [24]

Когда мы оказываемся на территории старого порта эта гонка со смертью, к моему несказанному облегчению, наконец заканчивается. Акихико резко сбавляет обороты и мы на крейсерской скорости «тащимся» в сторону старых, заброшенных доков.

За все время пути я не видел показаний спидометра, но по ощущением мы гнали километров сто двадцать в час и это в черте города. Если в понимании босодзоку это значит «катится», то ну их нахрен этих психов.

— Шота, помнишь тех колхозников из банчо*, которые подворовывали у нас на районе?

— Это те, которых мы отделали две недели назад?

— Да, ублюдки не поняли намека и продолжили гадить. Здесь их склад, куда они свозят краденное.

— И мы здесь, чтобы…

— Шота, не тупи, пойдем и закрепим урок, раз с первого раз до этих кусков дерьма не дошло.

— Парни обидятся, что мы их не позвали.

— Ты такой сентиментальный. Привезем им сувениров.

Акихико глушит двигатель и ставит байк на подножку, Шота следует примеру своего командира.

— Какой склад или нам все нужно обыскать?

— Вон тот. — расчехленным боккеном Акихико указывает на склад в метрах пятидесяти от нас. — Эй, Недзуми, тебе особое приглашение?

Черт, кажется, меня вынуждают вляпаться в очередное дерьмо. Нехотя спрыгиваю с байка, ноги все еще болят, но уже не так сильно. О том, чтобы бежать даже не помышляю. Эти парни не те сопливые гопники обвешанные железом — догонят на раз. Участвовать в чужих разборках совсем нет желания, но выбора особого нет. Поэтому, смирившись с собственной участью, плетусь следом.

Двери нужного ангара не спешат поддаваться, судя по доносящимся изнутри голосам, заперты изнутри.

— Давай, Шота, твой выход. — Акихико отходит от дверей, освобождая место для товарища.

Здоровяк поворачивается к преграде спиной, поднимает правую ногу согнутую в коленном суставе под углом в девяносто градусов. Замирает на мгновение, а затем происходит «взрыв», его нога распрямляется по восходящей траектории и сносит к чертям металлическое полотно ворот. Как копытом лягнул, кажется, этот удар называется Уширо–гэри–кеаге.

— Тук–тук, извините за беспокойство! — пытается перекричать дребезжащее эхо от удара Шоты, разносящееся под сводами ангара, командир босодзоку.

Стоит нам переступить порог, как в глаза сразу бросаются многочисленные коробки доверху набитые шмотками и различной техникой. Не плохо ребята устроились, если все это продать, даже за полцены, то можно выручить, как минимум, пару миллионов.

Вот только, судя по злым рожам и ломикам в руках, хозяева всего этого добра не сильно–то и ждут гостей. Человек десять не меньше, все настроены решительно. Хотя на их мордах все еще виднеются следы недавних побоев, судя по всему оставленных бандой Акихико, банчо не готовы включать заднюю и расставаться с добром нажитым не честным трудом.

— Эй, дерьмоголовые, я же говорил вам «не суйте свой нос ко мне в Тайто».

— Пошел ты, Акихико, ты в Тайто, весь северный Токио в руках Союза Канто, самые жирные куски — Минато и Тосимо доят якудза. Запад за бандами нового поколения, с востока через залив лезут желтолицые из триад. — огрызается здоровяк в модной косухе.

— Я предлагал вам, придуркам, отстегивать мне шестьдесят процентов. Вы сами отказались.

— Это полная херня! Мы рискуем, а ты забираешь большую часть себе, так дела не делаются. — рычит крепыш в кожанке.

— Тогда обратите свой взор на Юг, как насчет Оты или Синагавы? — с издевкой спрашивает Акихико.

Специальные районы юга Токио, такие, как Ота и Синагава славятся своими промышленными секторами и огромным вкладом в экономику страны, а еще именно в этих районах базируются штаб–квартиры самурайских кланов, которым принадлежит все это добро. Творить беспредел в подобных местах — значит подписать себе смертный приговор.

— А как насчет того, чтобы съебать подальше, пока мы с парнями вас двоих не отпиздили? — меня по понятным причинам банчо в расчет не берет.

— Переговоры зашли в тупик. Шота, мочи. — командует Акихико, а сам вольготно пристраивает свой зад на одну из коробок со шмотьем.

Здоровяк, без лишних вопросов, расстегивает верх темно–красного токкофуку и вытягивает верхние конечности из рукавов, обнажая мускулистый торс. После чего завязывает рукава на пояса двойным узлом и скидывает с ног шлепанцы. Только в этот момент я наконец обращаю внимание на его ступни: широкие, жесткие даже на вид, перевитые торчащими венами, с толстыми немного деформированными пальцами.

— Ну, и хер ли вы застыли, сучата, ждете особого приглашения?

Банчо с криками бросаются к Шоте, размахивая монтировками. Если здоровяк так и продолжит стоять на одном месте, то рискует быть затоптанным разъяренной толпой. Видимо Шота и сам это прекрасно понимает, поэтому просто и без затей пинает ближайшую коробку в сторону банчо, чем сбивает их напор.

Толпа немного замедляется. Из–за того, что коробка угодила прямиком в центр группы и сбила нескольких представителей банчо с ног образовывается небольшая куча мала и до Шоты первыми добираются те, кто бежал по бокам. Чемпиона этой гонки здоровяк встречает отточенным Кансэцу–Гэри. Его согнутая, занесенная коленном вверх, нога с громким хлопком распрямляется и ребром стопы разносит коленный сустав «счастливчика» из банчо в хлам.