Разбег - [27]

Нина говорила о своем наболевшем, говорила это впервые — до встречи с Иргизовым никому не жаловалась, не роптала на серятину театральной жизни. Это с его появлением она почувствовала крайнюю необходимость высказаться вот так, как говорила сейчас. Иргизову многое было непонятно. Он не знал, кто такой Станиславский, что за система у него, что такое репертуар, буффонада, и, слушая Нину, терялся, не в силах поддержать беседу.

— Нина, прости, — признался он. — Я ничего не смыслю в том, что ты мне говоришь, но мне очень интересно. Я ведь говорил тебе там, на ключе, что мы часто ходим коллективно на спектакли. В театре я и увидел тебя впервые.

— Дану, что ты! — успокоила она его. — Я все понимаю. Я говорю о самых несложных вещах. Просто тебе все это незнакомо. Я тоже, наверное, многое не пойму из твоей биографии. Расскажи о себе.

И он охотно, и тоже впервые в жизни, начал рассказывать о своем детстве и юности, о том, как стал красноармейцем и оказался в Каракумских песках.

XI

Иргизова нежданно-негаданно навестил Морозов: пришел в девять вечера. Самого дома не застал. Зина встретила черноусого, коренастого командира в военной форме несколько растерянно — сразу не смогла сообразить, откуда он взялся. Будто бы не здешний — ни разу в Полторацке не видела, а внешность знакомая. Морозов тоже не признал в семнадцатилетней красавице ту костлявую, стриженную под «барана», Зинку, которую видел восьмилетней девчонкой, когда заезжал на несколько дней домой в Покровку.

— А вы, что ж, не жена ли Иргизову будете? — спросил Морозов, уважительно оглядывая девушку.

— Неужто на жену я похожа? — по-детски захихикала Зинка. — Сестра я ему буду. Невенчанная еще…

— Это какая же сестра, — опять не узнал ее Морозов. — Я видел в Покровке, когда приезжал, голенастую девчонку, уж не ты ли тогда была?

— А-а, вспомнила! — Зина засветилась от щедрой улыбки. — Вы же — Сергей Кузьмич Морозов, который на задах, за бабкой Меланьей в избе с камышовой крышей жил! Угадала?

— Он самый, чего тут гадать, — осмелел и почувствовал себя вовсе своим в этом доме Морозов. — Ванька-то где? Поздно уж — пора бы ему быть дома.

— Да ведь только девять, разве это поздно! — не согласилась Зина. — Он всегда приходит в одиннадцать, а то и позже. Да вы садитесь и будьте как дома. Я примус уже поставила, сейчас ужин разогреется.

— Я уже поужинал, — отозвался Морозов. — Чайку разве что выпью стакан… Однако, и времени у меня на посиделки нет, а Ивана позарез надо увидеть.

— Да у них в военном городке в десять только вечерняя поверка, а потом он идет к своей крале в театр. Провожает ее домой.

— Что за краля такая? — полюбопытствовал Морозов.

— Артистка одна, красавица писаная — сроду таких красивых не видала. Сколько за ней ухаживают — она всех от себя отводит, как жар-птица крылом, а Ваньку нашего полюбила.

— Вот те и ну! — засмеялся Морозов. — Ай да Ванька… А вообще-то ничего противоестественного: он парень видный. Как говорится, блондин голубоглазый, да и ростом взял. Вот только неясно, насколько серьезно их знакомство. Об артистках всегда не так, как о других говорят.

— Да что вы, Сергей Кузьмич, Нина Михайловна совсем не такая. Она тоже из военной семьи — потому и полюбила Ваню. Отец у нее был комбригом — погиб в гражданскую…

Разговорился Морозов с Зиной и не заметил, как пролетел час, а за ним и другой. И вот в одиннадцать на пороге комнаты появился Иван Иргизов.

— Сергей Кузьмич, да это никак вы?!

— Я, Ванюша, кто же еще. А ты по театрам шляешься, с артистками знаешься! Смотри у меня, командир, не окрутили бы тебя раньше времени, да под венец не повели.

— Это ты уже тут наговорила, — Иргизов бросил недовольный взгляд на сестру. — Гость только вошел, а ты ему все секреты на стол.

— Дак это же Сергей Кузьмич! — удивилась Зина. — Неужто и ему похвастаться нельзя?

— Хвастаться пока нечем.

— Ладно, Иван, не серчай. — Морозов взял Иргизова за руку и усадил на кровать, сам сел напротив. — Времени у меня, Ванюша, совсем нет. Завтра в пять должен быть у туркменских кавалеристов.

— По каким таким делам? Инспекторская проверка, небось?

— На этот раз нет. Приехал из Ташкента, как говорится, со всеми манатками. Жену, правда, пока там оставил, а сам… прибыл принимать дела начальника учебной подготовки полка.

— Ого! — восхитился Иргизов.

— Вот и к тебе пожаловал, земляк ты мой дорогой, чтобы ты шел ко мне в боевую часть командиром взвода.

— Да вы что, Сергей Кузьмич! — Иргизов встал с кровати. — Нашли командира. Да я же не сегодня-завтра в запас отправляюсь. Рапорт уже написан. Документы подготовил — поступаю в САГУ, на историка буду учиться.

— Слышал я, Иван Алексеевич, о твоих забавах, — сурово произнес Морозов. — Командир мне твой сказал еще в Ташкенте, оттого и поспешил я к тебе, чтобы не упустить бойца революции и Красной Армии. Сдалась тебе историческая наука, когда революция не окончена. Только все начинается, только приступаем к перестройке старого мира.

— Да ведь, чтобы правильно перестроить старый мир, надо изучить его историю, корни, так сказать, — возразил Иргизов.

— Тьфу, дьявол! — выругался Морозов. — Да неужто ты станешь копаться в старых развалинах, когда надо новый фундамент создавать! Этого я понять не могу. Знал бы, что таким окажешься, сроду бы не взял с собой в Среднюю Азию. А то привез на свою голову. Тут, понимаешь, позарез командиры нужны для обучения рядового состава туркменского кавполка, а ты в историю ударился. Ну, посуди, дурья голова, кому как не тебе командовать туркменскими кавалеристами? Ты же два года руководил сводным туркменским отрядом, язык их выучил, разговаривать по-ихнему умеешь!