Раз в тысячу лет - [2]

снова стали слышны голоса. Теперь Эльвира делилась с невидимками подробностями интимных привычек Вовочки. Еще весь колыхаясь внутри, как степлившийся студень, от пережитого ужаса, Вовочка встал на неверные ноги и прошел на кухню. Кастрюля с борщом стояла на плите. Вовочка взял со стола сахарницу и высыпал в борщ. Голоса разом смолкли. Вовочка поднял над головой и швырнул об пол стопку тарелок, выбил табурет из-под чьей-то задницы, взял спички и хотел было поджечь занавески, но передумал и бросил спички в борщ. Туда же он опорожнил пепельницу. Кто-то осторожно, роняя все на своем пути, пятился к выходу из кухни; потом побежал и упал, вскочил и побежал дальше. Вовочка торжествующе захохотал. Ему стало легче. Немного не довершив разгрома, Вовочка выглянул в прихожую. Никого не было. Дверь осталась приоткрытой, и за дверью была просто лестничная площадка. Кошмар кончился, понял Вовочка, и заторопился — вниз, вниз по лестнице, на второй этаж, на первый, на улицу…

Ох, не стоило ему торопиться! У дверей подъезда стояли часовые, прямо напротив двери, в песочнице, было оборудовано пулеметное гнездо, а на въезде во двор стоял, растопырив во все стороны стволы пулеметов и пушек, пятнистый многобашенный танк. Пока ошалевший Вовочка понимал, что к чему, к нему подошел офицер в форме внутренних войск; на одном плече его был погон с четырьмя маленькими капитанскими звездочками, а на другом — с одной средних размеров майорской.

— Гражданин Беззубкин? — скучным голосом спросил капитан-майор. — Пожалуйста, встаньте вот сюда, к стенке. Так, ноги на ширину плеч, руки можно за голову… Азизов, Алиев, Аванесян — ко мне! Становись! Товьсь! Гражданин Беззубкин, ваше последнее слово.

— Последнее? — переспросил Вовочка. — Как это — последнее? За что?!!

— Зафиксируйте: последними словами гражданина Беззубкина были слова: «Как последнее» и «За что», — сказал капитан-майор вынырнувшему из-под его локтя плюгавенькому солдату с блокнотом. — Упускаете шанс, Беззубкин, — усмехаясь непонятно чему, сказал он Вовочке. — Как знать, Владимир Иванович, может быть, от вас сейчас судьбы мира зависели? А? Ладно, — сказал он как бы сам себе, — подождем немного, авось, что и придумается… Даю вам минуту на размышления.

Это была, наверное, самая длинная минута Вовочкиной жизни. Густой непробиваемый туман, обволакивающий все извилины, не давал пробиться ни единой мысли — Вовочка только и мог, что переводить глаза с одного автоматного зрачка на другой, потом на третий, и обратно. "Азизов, Алиев, Аванесян, — думал он. — Почему они все на "А"? Это неспроста…"

— Минута прошла, — сказал капитан-майор, пряча в карман часы. — Итак, ваше последнее слово?

В глазах у Вовочки померкло, и он только и смог, упав на колени, простонать:

— Братцы! Отпустите, Христа ради!…

— Это все? — разочарованно спросил капитан-майор. — Это-то нам как раз очень просто сделать. Идите, Владимир Иванович. Но только в дом. Выходить вам пока нельзя. Когда придет время, вам все объяснят. Идите.

Вовочка не двинулся с места, а капитан-майор повернулся и пошел прочь какой-то совсем не офицерской походкой, устало волоча ноги, и Вовочка слышал, как он бормочет: «Говно народ. Раз в тысячу лет, может, выпадает такое… Раньше вон душу за это продавали, а теперь — отпустите да отпустите…»

Не помня себя, Вовочка вплыл в подъезд. Сил не было никаких и ни на что, даже на то, чтобы добраться до квартиры, и он сел на ступеньку и сидел долго, обняв толстенный железный прут перил и уставившись взглядом на щербину в кафельном полу — выпавшая плитка была как пустое место между Зубами. Беззубкин, подумал он. Судьбы мира, говорит, были в твоих руках. Шанс, мол, упустил… До него стало доходить — медленно, но стало. Ах, черт! Вовочка вскинулся, чтобы бежать обратно и искать этого странного капитана-майора, но вспомнил пустые зрачки автоматов и остался сидеть. Второй раз он мог не отделаться так легко.

Внизу бухнула дверь подвала, и поднялись наверх две девушки странного вида — затянутые в черное трико и в белых шляпах на головах.

— О! Джентльмен! — сказала одна. — Джентльмен, пойдемте с нами!

— Куда? — осторожно спросил Вовочка. Шпионки, мелькнуло в голове. Их-то и караулят под дверью…

— Вам будет интересно, — сказала вторая. — Играет музыка, и все танцуют. Вы танцуете?

— Не знаю, — сказал Вовочка. — Смотря что.

— Блэкаут, например, — сказала одна.

— Можно и рэдаут, — сказала вторая.

— Но там нет люстры, — возразила первая.

— Идемте? — спросила вторая.

— Иду, — сказал Вовочка.

Кряхтя, он поднялся на ноги и двинулся следом за девушками. И тут же чуть опять не упал: их черные, с высоким воротником трико, имели солидных размеров выреза в форме сердца, и не где-нибудь, а на ягодицах. На правой ягодице у одной был нарисован приоткрытый рот, а у другой — подмигивающий глаз.

Весь в поту, не зная, куда смотреть и что думать, судорожно хватаясь за надежные перила, Вовочка добрался до четвертого этажа. Не стучась, девушки вошли в квартиру. Вовочка помялся на пороге и вошел следом. На него тут же обрушилась мягкая какофония звуков: сумрачная музыка, голоса, механическое гудение. Его провожатые задержались перед зеркалом, поправляя что-то в своей внешности, подрисовывая какие-то подробности — и тут Вовочка неожиданно для себя громко сглотнул. Девушки обернулись к нему.