Раз в тысячу лет - [3]

— Вы девственник? — удивленно спросила одна.

— Нет, — хрипло сказал Вовочка, пытаясь взять себя в руки.

— Из какого вы года? — чуть нахмурясь, спросила вторая.

— Что? — не понял Вовочка.

— Вы впервые на Треке? — догадалась первая. — И, наверное, из двадцатого века, да?

— На каком Треке? — спросил Вовочка. — Объясните мне, что происходит?

— Ой, — сказала вторая, — вам так все объяснят, так объяснят!

Обе засмеялись и, подталкивая друг дружку плечиками, вошли в комнату. И тут же из комнаты в прихожую просунулся кто-то очень бородатый.

— А-а! — радостно сказал бородатый. — Ну, заходите. Новенький?

— Новенькой, новенький, — наперебой из-за его спины заговорили девушки, — еще ничего не знает, двадцатый век, серость…

— Так тем же интереснее, — сказал бородатый. — Ну, входите же!

Комната была большая, в два окна, и находилось в ней человек тридцать: стоя; сидя на различных предметах мебели, на подоконниках, на полу; лежа на полу; находясь в замысловатых позах, когда невозможно сказать, стоит человек, сидит или лежит. Посредине комнаты выламывалось замысловатой формы что-то черное, и хотя черное это ни на что не было похоже, Вовочке показалось вдруг, что это голая негритянка, танцующая между кострами ритуальный возбуждающий танец. Черное это издавало звуки, и все движения в комнате совершались только в такт этим звукам. Девушки, приведшие Вовочку, прошли, пританцовывая, между сидящими и лежащими, встали по обе стороны этого черного и затанцевали так, как Вовочка никогда не видел и даже представить не мог, что такое возможно. Потом ритм сменился, девушки громко, сказали: «Хо!» — и тут стало происходить странное: в такт музыке их трико стало менять цвет, а местами становиться прозрачным, как бы исчезать — окошечко открывалось то тут, то там, и никак нельзя было догадаться, где оно откроется в следующий момент…

— Пойдемте, — бородач подергал Вовочку за руку. — Это сразу нельзя, опасно.

— Что? — не понял Вовочка. — Что опасно?

— Эйфорофоника, — непонятно объяснил бородатый. — Сразу все нельзя. Надо постепенно начинать, а то перегорите. Или будете, как вон те, — он не показал на троих молодых людей, сидящих неподвижно вокруг белого, на вид очень тяжелого шара. Руки их, положенные на шар, светились розовым, будто бы на просвет.

— Наши оргаголики, прямо из лечебницы — и на Трек. Не помогает лечение… — бородатый засмеялся. Они вошли в смежную комнату. Там было внезапно тихо, будто все звуки остались за дверью — незакрытой дверью.

— А лечение… от чего? — осторожно спросил Вовочка.

— От оргаголизма, — сказал бородатый. — Им там пытаются вмонтировать отвращение к наслаждению. Страшное дело. Уже не человек после этого. Но и так — тоже не человек.

— А… вы?… — осторожно продолжал расспросы Вовочка.

— Мы меру знаем, — сказал бородатый. — Садитесь вот.

Он пододвинул Вовочке мягкий стул. Вовочка сел. Бородатый сел напротив него на край стола, обхватил колено руками.

— Устали? — спросил он.

— Да, — сказал Вовочка. — А откуда вы знаете?

— Все через это проходили, — сказал бородатый. — Вынимают и сразу такую взбучку задают… Кто не первый раз, те все-таки что-то помнят, соображают, а кто впервые… — он засмеялся. — Ну, ничего. Побудете пока с нами, потом пойдете. Они обычно первыми вызывают тех, кто недавно на Треке, так что долго ждать не придется.

— Чего — ждать? — спросил Вовочка, чувствуя вдруг, что желудок его начинает медленно падать вниз. — Чего — еще — ждать?

— Да не волнуйтесь вы, — сказал бородатый. — Ну, поговорят с вами. Люди, такие же точно. Тесты же вы все уже прошли, я думаю. Вы из какого года?

— Э-э… — попытался вспомнить Вовочка; не сразу, но получилось: — Из тысяча девятьсот восемьдесят девятого.

— Далеко забрались, — почесал бороду бородатый. — Я из две тысячи двадцатого, и то один из самых ранних. Остальные тут кто из сороковых, кто из шестидесятых… Все глубже и глубже роют. Ох, до чего же они дороются?

— Кто роет? — спросил Вовочка.

— Мы их зовем черпальщиками, — сказал бородатый. — Они из двадцать третьего века. Считают, что мы неправильно живем… да они сами все вам объяснят. Правильно, неправильно — кто разберет, правда? Живем, как можем, а можем так, как получается…

В дверь просунулась одна из девушек — запыхавшаяся, раскрасневшаяся, вся в улыбке:

— Это вы — Беззубкин? Вас зовут.

— Меня? — Вовочка обмер.

— Ну да, конечно. Они первачков стараются пораньше пропустить.

— Может, не ходить? — повернулся к бородатому Вовочка.

— А что будете делать? — спросил бородатый. — Трек закроют, выключат все… Да не бойтесь, идите. Только слушайте их там повнимательнее да вопросов лишних не задавайте. Вообще вопросов не задавайте. Ну, как говорится, ни пуха!

— К черту, — пробормотал Вовочка и пошел за девушкой. На лестничной площадке стоял тот самый плюгавенький солдатик с блокнотом.

— Пойдемте, — сказал солдатик. Они спустились на второй этаж и вошли в квартиру — как раз под Вовочкиной. Там было что-то вроде канцелярии: стоял стол, несколько шкафов, и сидели двое, пожилые, усталые, чем-то неуловимо похожие люди. Только один был мужчиной, а другая — женщиной. Но это улавливалось не сразу.