Раз пенёк, два пенёк - [38]
— Чего же тогда наши шмотки одевала? — подозрительно спросил Шурка.
— Ваши? А я и не знала. Мне их продал Генька, то есть — Сашка… Ну, в общем — тот, молодой. Вот, чёрт, под монастырь меня подвёл! И чего, думаю, вы на меня волками смотрите? Господи, неудобняк-то какой! А я в непонятках! Клянусь, не при делах, неувязочка вышла. Тётка Клава не обманывает!
— Ладно, извинения приняты, — остановил её Васька.
Шурка снова промолчал. В отличие от своего товарища, он не очень поверил словоизлияниям бабы. Кудрявый дёрнул Ваську за рукав: пойдём, мол, быстрее! Но от Клавки оказалось не так-то легко отделаться.
— Ребятки, дело есть, — схватила юношу за другую руку Борода.
— Слушаем Вас. Только короче, если можно.
— Вещичку одну не купите? Драгоценная, старинная, красивая! — Клавка закатила глаза в притворном восторге.
Васька отрицательно покачал головой:
— Не на что. Денег лишних нет, так что извините.
— Погоди, Васька! Покажи, чего там.
Шурку заинтересовали последние Клавкины слова. Старинную вещь можно задорого продать Павле Сергеевне.
— Ага, вот, — Клавка достала из кармана зеркальце и потёрла его об рукав, — глянь, какая красота! Подружке своей подаришь, а?
Вещь была действительно красива. Змейки играли на солнце, плоскость отражала зайчиков, слепя глаза. Ребята залюбовались антикварной безделушкой. Ага, заглотили наживку!
— Ну, как, берёте? У меня времени мало, на поезд опаздываю. Возьму недорого, сущие копейки. Тридцать рубликов, — Клавка обозначила цену.
— Тётя, ты охренела? Откуда у нас такие деньги? — Шурка покрутил пальцем у виска.
Борода не стала отвечать на грубость невоспитанного Кудри. Не время.
Она лишь спросила, слегка прищурясь:
— Сколько дашь, бедный родственник?
— Ну, надо подумать.
Шурка поскрёб затылок. Если купить за червонец, а толстухе впарить за тридцать… Или за сорок!
— Думай быстрее, у меня паровоз скоро подъедет, — заторопила баба.
— Далеко собрались? — вежливо поинтересовался Васька.
— По делам, — ответила уклончиво Клавка, — ну, как, берёте? Оно стоит не меньше сотни, но сейчас деньги нужны до зарезу.
— Я возьму! — вдруг согласился Васька.
Шурка удивлённо посмотрел на него и тут же уточнил категорически:
— За двадцать рублей! И ни копейкой больше!
После чего больно наступил на ногу приятеля. Васька только охнул.
Клавка досадливо сплюнула:
— Вот, всегда ты сунешься, Кудря! Да хрен с вами, берите за двадцать. Давай денежку. Прощевайте, соколики.
Борода спрятала за пазуху две десятки и отправилась своей дорогой. Ребята же принялись рассматривать чудную диковину.
Вера с Викой, закрыв столовую, отправились на автобусную остановку. Пыхтящий «ПАЗик» уже стоял под парами в ожидании девушек. Поздоровавшись с присутствующими, подружки проскочили назад и уселись на свободные места. Автобус тронулся.
Кроме привычных лиц давно знакомых им пассажиров, сегодня девушки заметили в салоне здоровенного парня, устроившегося в одиночку на трёхместном сиденье напротив водительской кабины. Суслонов, обычно ведущий себя с пассажирами бесцеремонно, угодливо улыбался и кивал головой, внимая каждому слову развалившегося в полулежачей позе здоровяка. В автобусе чувствовалось напряжение: всегда весёлые и болтливые, пассажиры молчали.
Амбал ткнул пальцем в сторону поварих и что-то сказал Суслонову. Водитель автобуса захихикал в ладошку, не отпуская руля второй рукой. Господи, вот не было печали! Скорей бы до дому добраться! Бугай всю оставшуюся дорогу без зазрения совести рассматривал девушек. И, похоже, интересовала его Вера.
— А кто эта, чернявенькая? — с интересом спросил здоровяк после того, как двери за девушками закрылись.
— Поселуха, — с готовностью отвечал Суслонов.
Он рад был услужить великану. Да и языком почесать лишний раз водителю автобуса доставляло удовольствие.
— Она здесь месяца три как уже. В столовой работает, вместе с толстушкой — подругой своей. С зоны пришла, расконвоированная, значит. Девка вроде серьёзная, вино не пьёт. Кажись, недавно со студентиком гулять начала.
— Что ещё за студентик? Не припомню что-то, — гигант наморщил лоб.
— Они не местные. Да и не студенты вовсе. Так, два пэтэушника-практиканта. Сопляков на практику сюда прислали.
Суслонов одновременно успевал крутить баранку, курить, болтать, переключать скорости и жестикулировать.
Его собеседник задумчиво почесал свой массивный, похожий на кабаний пятак, нос:
— Так я этому практиканту ноги-руки выдерну, спички вставлю и скажу, что так было.
— Ты можешь! — Боря угодливо рассмеялся.
— Да, пора навести здесь порядок. Как раньше! — детина тоже ухмыльнулся.
Вера вышла на вахту. Карие глаза блестели, чёрные локоны были уложены в причёску. Красавица! Стуча каблучками, девушка подошла к Ваське и взяла его под руку.
— Ну, что, пойдём?
— Конечно, — юноша улыбнулся и добавил загадочно, — у меня для тебя что-то есть.
— Вот как? Покажи! — потребовала Вера. Как и все представительницы прекрасного пола, она была не лишена любопытства.
— Позже, — Васька напустил на себя важный вид, — всему своё время.
— Ах, ты, салажонок, хвост распушил! — девушка ласково потрепала его по волосам, — пошли уже.
Они направились к выходу, смеясь и перешучиваясь. Павла Сергеевна, пьющая на вахте чай, горестно вздохнула вслед молодым.
В искромётной и увлекательной форме автор рассказывает своему читателю историю того, как он стал военным. Упорная дорога к поступлению в училище. Нелёгкие, но по своему, запоминающиеся годы обучение в ТВОКУ. Экзамены, ставшие отдельной вехой в жизни автора. Служба в ГСВГ уже полноценным офицером. На каждой странице очередной рассказ из жизни Искандара, очередное повествование о солдатской смекалке, жизнеутверждающем настрое и офицерских подвигах, которые военные, как известно, способны совершать даже в мирное время в тылу, ибо иначе нельзя.
Этот рассказ можно считать эпилогом романа «Эвакуатор», законченного ровно десять лет назад. По его героям автор продолжает ностальгировать и ничего не может с этим поделать.
«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.