Раз пенёк, два пенёк - [40]

Так они стали дружить. «Втрескал» в себя школьницу милиционер, как говорится — по уши. Но первая любовь не бывает счастливой. Пылкая, внезапно вспыхнувшая страсть, словно лихорадка, за полгода иссушила душу Веры. Невыученные уроки, ревность, слёзы в подушку и даже мысли о самоубийстве — через всё прошла глупая девчонка. Напрасные страдания! Избалованный женским вниманием красавец ни в грош не ставил наивные чувства десятиклассницы. Вот только поняла это Вера слишком поздно.

Однажды под сердцем её зашевелился ребёночек. С радостной вестью прибежала девчонка к милому. Виталик — взрослый и рассудительный. Пусть сам решает, когда свадьбу играть: до выпускных экзаменов или после. Однако любимый, узнав о ребёнке, ничуть не обрадовался.

Бросил небрежно, как пощёчину отвесил:

— Делай аборт. У меня уже есть невеста. Я сделал свой выбор.

В голове зазвенело, ноги подкосились. Вера по стеночке съехала на пол. Жених, теперь уже чужой, любезно проводил её на кухню.

Налил воды:

— На, вот, выпей. Успокойся.

Кухонный нож попался на глаза девушке. Большой такой хлеборез! А потом словно опустилась пелена. Вера смутно помнила, как держал окровавленными ладонями вылезающую требуху Виталик, и как истошно, нечеловечески, он кричал. Скорая, милиция… всё, будто в тумане!

…Через полгода был суд. На суде был потерпевший Иванов, а после суда был приговор. Но ребёночка уже не было.

Вера тряхнула головой, словно избавляясь от наваждения:

— Пойдём, Васенька, к нам в гости. Алан уже там, наверное. А вот Шурик в последнее время что-то стал забывать Вику.

— Он приболел немного, — улыбнулся Васька.

Молодые люди поднялись и, взявшись за руки, направились к комендатуре.

Шурка с Петей обмывали рубашку. Настроение обоих было испорчено случившимся инцидентом. Шуркина щека распухла, он молчал, пуская табачный дым к потолку. То голова, то лоб, то щека! Нет в жизни счастья.

Синий пытался объясниться с товарищем:

— Понимаешь, Шурка, всё вышло так быстро, что я и сообразить-то ничего не успел. Рраз! И ты лежишь, а он пошёл себе, как ни в чём не бывало.

— Да ладно, Петя, ты бы ничем не смог помочь. С таким здоровяком нам не справиться даже вдвоём. Так что, обиды нет. Наливай, давай, — Шурка затушил сигарету, подумав про себя, что Васька бы его в беде не оставил.

Синему он кто? Никто, просто собутыльник. А Ваське — друг. Настоящих друзей мало.

— Кабан офонарел вообще, ни с кем не считается. Освободился год назад, полный беспредельщик.

Петя, будучи местным, знал подноготную свинообразного. Шурка, слушая, разлил вино по стаканам. Подал собеседнику вино.

Синий выпил свою порцию и продолжил, глубоко затягиваясь папиросой:

— Сел он в шестнадцать лет за драку — троих на танцах в клубе искалечил. Прежний участковый жалеть не стал Кабана, усадил на реальный срок. Да и то, сказать: уже «условку» имел за мордобой. Учителю физкультуры на уроке в глаз заехал. Прикинь, борзой какой был. Взрослых парней хлопал на танцах, как мух. Не нашлось против него силы здесь.

В колонии для малолетних быстро бугром заделался, всех в кулаке там держал. Многим ребятишкам жизнь поломал, гнида. Как? Да вот так, просто: понравился — иди ко мне на шконку! Беспределом занимался, короче. Пятилетку и сидел там, рулил под ментами. Красный, что пожарная машина.

А с полгода назад Кабана закрыли снова. По подозрению в убийстве. Муж сестры его старшей был найден на сеновале с переломанной шеей. За две недели до того у Кабана с Веней, так звали шурина, произошёл скандал. Семейные дела тёмные, но только на моих глазах гонял Веня этого носорога по улице с вилами. Кричал, мол: ежели, ещё к моей дочери хоть раз подойдёшь — на сало пущу. Вот тогда-то я и увидел страх в глазах Кабана.

Отомстил потом Вене, видать, сволочь. Подлая у него натура, гнилая. Вот, продержали его на тюрьме полгода, да и выпустили за отсутствием состава преступления. Вроде, как Веня сам упал сверху, так следователь переиграл. Говорят, что Кабан эти полгода, что на тюрьме чалился, в пресс-хате заправлял. Похоже на то.

— А что такое пресс-хата? — полюбопытствовал Шурка.

— Туда лучше не попадать, — хмуро отвечал Петя, — там ломают. Вот, к примеру, пришёл ты на тюрьму, с ментами закусился по какой-то причине, либо же признанка от тебя требуется, или показания нужно сменить, а ты упираешься. И всё — здравствуй, пресс-хата! Заводят тебя в камеру, а там три-четыре таких вот Кабана. И начинают они тебя прессовать.

— Как?

— А как захотят. Бьют, калечат, могут опустить. А случается даже, и убивают.

— Но, ведь это запрещено законом! — искренне возмутился Шурка.

— Законом, говоришь? Эх, молодой, глупый! Закон — что дышло, куда повернут, туда и вышло. От ментов на тюрьме таким вот Кабанам — кругом зелёная. Рука руку моет. Да только кто сейчас этому уроду предъявит, нет на посёлке серьёзных людей — так, шелупонь одна.

— А ты? — наивно спросил Шурка.

— А что я? Я — крадун, а не баклан. Нет здесь бойцов дерзких. Кабан знает об этом, вот и борзеет. Опять же, Ефимов ему поблажки даёт. Стучит он, похоже, участковому. Ну, ничего, дождётся Кабан, получит своё перо в печень! — видно было, что у Пети наболело на душе.