Раз пенёк, два пенёк - [21]

«…похоронили барышню за оградой церковной. Так оно, сами разсудите, как же можно её, непотребные книги изучавшую, мерзостями занимавшуюся и, к тому же, руки на себя наложившую, хоронить среди православных? Ведь гордым-то Бог противится, и лишь смиренным даёт благодать.

А после того, как старый барин отдал Богу душу, никто уж не проведывал могилу одинокую. И лежит барышня-ведьма, не принятая небом. И шумят листами в ногах ея деревца белоствольные…»

— Ага, слезу вышибает. Только, причём здесь богатства? — Клавка никак не могла уловить суть.

— А, притом. Сама подумай. Богатый отец хоронит свою единственную дочь. Разве он не положит ей в могилу бриллианты, изумруды и прочее золотишко, дочурке подаренное? Смекаешь? То-то же. Прохор, хоть и пьёт, но мозги не пропивает. Склад ума у меня такой — логический.

Горе-исследователь не подозревал о том, что, согласно православной традиции, в гроб к усопшему ничего из драгоценностей не клали — только нательный крестик.

— Да как ты найдёшь ту могилу? — Борода задумчиво поскребла подмышку.

— В том-то и дело, что я знаю, где искать! — Прохор возбуждённо наклонился к самому уху Клавки, обдав её запахом чеснока.

— Говори! — заинтересовалась гостья.

— Здесь написано, будто вся эта история случилась в Боголеповске. Именно так до революции назывались Березняки! Похожую сказку я слышал давно. От Малофея. Это местный охотник, друг мой. Если хочешь, можем сходить к нему завтра, поспрошать, что, да как.

Клавка разлила по стаканам остатки. Выпив свою дозу, Прохор совершенно расклеился. Он еле-еле добрёл до дивана.

Борода же ещё долго не ложилась. Она бродила туда-сюда по кухне, выкуривая одну папиросу за другой. Отдыхать тётка отправилась глубоко за полночь.

В шесть утра хозяин включил радио. Гимн Советского Союза ударил по мозгам вывернутой до упора громкостью допотопной радиолы.

Борода подняла с подушки голову и рыкнула, буравя хозяина красными со сна глазами:

— Выруби матюгальник!

— Клавушка, вставай. Пора идти к Малофею, — удивительно, но Прохор помнил вчерашний разговор.

— Ополоумел совсем! Рано, все люди спят ещё, — Клавка зевнула, сладко потянувшись, — да и с пустыми руками чего идти? Вино-то выпили вчера.

— Не рано, самое время. Ты, главное, денежку возьми с собой. А самогонки Малофей нам принесёт.

Прохор знал, что говорил. Малофей не спал. Дверь открыл седобородый старичок, ничем не выказав удивления столь раннему визиту. Видать, не впервой.

На просьбу Прохора взять самогонки дед кивнул флегматично головой:

— Подождите в избе, до Павлы Сергеевны сбегаю.

Малофей взял у Клавки пару трёшников, прихватил с гвоздя растрескавшуюся дерматиновую сумку и «побежал», еле переставляя ноги. Гости остались ждать хозяина в избе.

Прохор задремал на кованом сундуке, по всей вероятности, предназначенном именно для этих целей. Клавка же стала производить осмотр избы, разогнав по щелям непуганых тараканов. В кухне, кроме чугунка с варёной картошкой да банки с окурками, она ничего интересного не обнаружила. Борода прошмыгнула в «залу» за печку, и там пропала.

Время шло, а Малофей всё никак не «прибегал». Прохор дремал в похмельном забытьи. Вдруг что-то холодное упёрлось ему в висок.

— Бах! — крикнула Клавка.

Мужик подскочил кузнечиком, а Борода, уронив ружьё, весело заржала. От избытка чувств баба хлопала себя по ляжкам, из глаз её текли слёзы.

Наконец, Клавка успокоилась:

— Вот, пушку у старого под шконкой надыбала. Как думаешь, стреляет?

— А то! Палит ружьишко исправно. Ох, Клавушка, с тобой не соскучишься! — сердце Прохора бешено колотилось.

— Кажется, старикан появился, — Клавка протёрла стекло рукавом, вглядываясь в мутную даль.

Малофей вырулил из-за угла. Казалось, он вот-вот отдаст концы. Подойдя к калитке, дед остановился, утирая пот. А потом зашёлся в кашле — надсадно и долго, отхаркивая махорочную мокроту. Наконец, он прочистил лёгкие и направился в избу.

Со скрипом отворилась дверь, старик появился в доме, звякая бутылками. Клавка, успевшая к тому времени положить ружьё на место, подхватила сумку и заботливо усадила хозяина за стол.

Малофею такое внимание к своей персоне дюже понравилось. Он, незаметно для Прохора, ухватил бабу за ляжку.

— Присаживайся, с дедушкой рядышком…

Гранёные стопочки появились на столе — Борода вытащила их из серванта в «зале».

Хозяин скривил бороду. Он не уважал подобные мензурки, считая их, скорее, предметом некоего декора в своей избе. Дед Малофей использовал только чайные стаканы — для любых напитков. По немаловажной для себя причине.

На закуску выкатили картофель в мундире — который, из чугунка. Клавка налила всем по целой.

Дед досадливо крякнул, а потом сжал свою стопку в трясущихся ладонях и кое-как, расплескав немалое количество, отпил половину. Через минуту дрожь в руках Малофея чудесным образом пропала. Он выплеснул остаток в рот.

— Из стакана-то мне привычней, — хозяин некорректно отрыгнул и схватился за картофелину.

— Малофей, а помнишь, ты мне сказочку рассказывал про барскую дочку. Ну, что она там с дьяволом якшалась, петухов резала, — Прохор приступил к делу только после третьей.

Малофей любил почесать языком. Кажется, такой момент наступил! Он поскрёб бороду, собираясь с мыслями, и, словно сказитель — монотонно, чуть нараспев — начал своё повествование.