Раз пенёк, два пенёк - [18]

Так ведь — на свиданку ехала! Уже не первый раз наведывалась Клавка в эту глухомань, к товарке своей, Светке-Снегурке.

Борода во многом походила на мужика, но мужчин недолюбливала, будучи свято уверена в том, что все особи мужского пола — существа совершенно никчёмные. Толк от кобелей только один — воспроизводить потомство, а больше они ни на что не годятся.

Естественно, с мужчинами по этому поводу Клавка не откровенничала. Скрытность и двуличность, с детства присущие этой женщине, со временем стали доминирующими чертами её характера.

И ещё. Многие годы лагерных отсидок, вкупе со склонностью к употреблению спиртных напитков, основательно подпортили Клавкин нрав, приведя в совершенную негодность нервную систему.

Временами такое прорывалось! Неожиданные вспышки жестокости поражали даже видавших виды зэчек. Клавка обладала мужской силой, удары кулаков её испытали на себе многие сокамерницы.

Шептались девчата между собою, что есть и смертный грех на Клавкиной душе. Дескать, много лет назад Борода задушила свою подругу подушкой. Но — не ушла на раскрутку, вывернулась. Может, и врали, да только вот дыма без огня не бывает.

Со Снегуркой они в лагере сошлись. Девчонка тихоня тогда только-только с колонии для несовершеннолетних поднялась. Наехали на малолетку две коблы, беспредельщицы конченые. Жёстко наехали. Понятно, что им надо было — девка-то красивая! Клавка тогда из жалости за неё впряглась.

Да так возле себя и оставила. Одной семьёй, можно сказать, жили — с руки её Светка кушала. А вот, поди ж ты! Сама не заметила Клавка, как прикипела сердцем к Снегурке. Так прикипела, что и не вырвать без боли!

Освободилась Борода — не забыла Светку. Делюгу-другую отработает, баул набьёт и — вперёд, милую проведывать! Но видела баба, что не рада ей подружка, не горят огоньком синие глазки Снегуркины.

Ох, злилась Клавка! Правду говорят люди — не жди добра от добра. Но ведь сердцу-то не прикажешь, хоть и обливается оно кровью! И снова откладывала про запас денежки тётка, и опять тащилась с полными сумками к Светке на свидание.

Борода заплевала папиросу, прокашлялась и, подняв с усилием сумку, потащилась на вокзал. Неподалёку в лесу заухал филин. Клавка вздрогнула и выругалась на ходу. Нехорошая примета.

Прохор разлепил глаза — кажется, уже утро! Пальцы босых ног просматривались чётким силуэтом на фоне серого окна. Мужик давно уже не усложнял свою жизнь наличием постельного белья и утомительной процедурой ежедневного раздеванья-одеванья. Зачем?

Почесавшись спросонок, Прохор тяжело поднялся с кровати. Он привычно сунул ноги в сапоги и поплёлся к ведру с водой — язык во рту казался кирпичом. Судорожно дёргая заросшим кадыком, бедолага влил в себя полный ковшик. Жажда немного отпустила.

Не хотелось думать ни о чём, кроме опохмелки. Увы, денег у Прохора не имелось, а одеколоны, лосьоны и тому подобная роскошь исчезли из этого дома раз и навсегда лет двадцать тому назад. Но упорный хозяин перерыл, в который раз уже, домашнюю аптечку и нашёл-таки там меновазин столетней давности! Употребил, но от выпитого легче не стало. Мужик решил прогуляться по улице — авось повезёт.

Клавка сидела на лавочке возле магазина, вместе со всем своим неподъёмным багажом. Под ногами её валялось с пяток папиросных окурков. Тётка размышляла, прикидывая, каким образом в этой дыре возможно решить жилищную проблему. Она достала пачку «Беломора», вытащила оттуда очередную папиросу и, предварительно дунув в мундштук, прикурила.

В городе оставаться стало опасно, милиция всерьёз взялась за всю компанию. Ваня-Шрам с Генкой уже торчали на тюрьме, Клавку, по всем раскладам, тоже должны были закрыть. Но Борода смогла опередить события. Она собрала по-быстрому вещички и втихаря свалила из города.

А куда Клавке канать? Ни роду, ни племени — голь перекатная! Только Светка из близких на всём белом свете осталась. Так вот и оказалась тётка Клава в Березняках.

Атас полный! Борода задумчиво скребла ногтями подбородок, но ничего путного в голову ей не приходило. Вдруг Клавка услыхала за спиной покашливание.

— У Вас лишней папироски не найдётся?

Борода живо обернулась и срисовала Прохора. Обворожительно, как могла, улыбнулась.

— Будет, милок, будет. Вот, возьми на здоровье.

— Благодарю любезно, — Прохор достал трясущимися руками папиросу и, на всякий случай, закинул удочку, — а то, так курить охота, что и выпить нечего.

Клавка насторожилась, словно гончая собака:

— Так ведь бывает и по-другому. И выпить есть, и покурить. А переночевать негде. Беда!

— Это дело поправимое, уважаемая. Можем порешать. Берите бутылочку, а лучше две, и — милости прошу ко мне в гости. Кстати, как Вас зовут? Меня Прохором величают.

— Клавдия. Можно — Клава, и на «ты». Я за пузыриком — мигом, а ты пока вещи посторожи. Добро?

— Как скажешь, Клава, — Прохор присел на скамью.

Борода ему очень даже понравилась. Прямо, с первого взгляда. Бывает же такое!

Вообще-то, местного забулдыгу женский пол не жаловал вниманием. Последнее любовное приключение случилось у него около года назад — со сторожихой Афиногеновной, женщиной преклонных уже лет. По пьянке, в сторожке, на рабочем месте дамы.