Райский сад - [58]

— Вот и пусть увидит меня там, — сказала Марита. — Выйди, пожалуйста, Дэвид.

Дэвид вышел и не оглядываясь закрыл за собой дверь. Он слышал, как Марита что-то тихо выговаривает Кэтрин, а та в ответ только смеется. Он прошел по каменным плитам во двор гостиницы и стал смотреть на море. Дул легкий бриз. Три французских эсминца и крейсер, четкие силуэты которых казались отчеканенными на голубой поверхности моря, шли в боевом порядке, отрабатывая какой-то маневр. Корабли находились далеко, и Дэвид с трудом узнал их по силуэтам, но когда они изменили порядок и прибавили скорость, на носовой части кораблей стали видны различительные белые полосы. Ожидая девушек, Дэвид наблюдал за маневрами.

— Не сердись на меня, пожалуйста, — сказала Кэтрин. Она поставила на землю рядом с ним раскладной металлический стул и положила на него сумку с полотенцами и халатами. Обе девушки были одеты в пляжные костюмы.

— Ты тоже идешь купаться? — спросил Дэвид.

— Если ты не сердишься на меня.

Дэвид промолчал, продолжая наблюдать за маневрами. Корабли изменили курс, и один эсминец вышел из строя, резко уклонившись в сторону. На носу его показалась белая волнистая полоса. Из трубы повалил дым, расползаясь по флангу черным плюмажем.

— Я просто пошутила, — сказала Кэтрин. — Раньше мы с тобой позволяли себе шутки похлеще этой.

— Что они здесь делают, Дэвид? — спросила Марита.

— Похоже, отрабатывают противолодочный маневр. Вероятно, вместе с подлодками. Должно быть, они пришли сюда из Тулона.

— До этого они были в Сен-Максиме или в Сен-Рафаэле, — сказала Кэтрин. — Я видела их там на днях.

— Сейчас из-за дыма я уже ничего не могу сказать, — сказал Дэвид. — По идее там должны быть и другие корабли, просто мы их не видим.

— Смотрите: самолеты, — сказала Марита. — Какие красивые, правда?

Три крошечных изящных гидроплана вынырнули из-за мыса и полетели над морем, почти касаясь воды.

— Когда мы были здесь в прошлый раз, у них были учебные стрельбы. Вот был ужас! — сказала Кэтрин. — У нас окна дрожали. Как ты думаешь, Дэвид, они будут бросать глубинные бомбы?

— Не знаю. Но если в учениях принимают участие настоящие подводные лодки, то вряд ли.

— Можно мне пойти с вами купаться? Пожалуйста, Дэвид! — попросила Кэтрин. — Я скоро уеду, и тогда вы сможете купаться вдвоем, сколько захотите.

— Я же сам предлагал тебе пойти с нами, — сказал Дэвид.

— Да, правда. Ну тогда пойдемте. Давайте будем друзьями и постараемся быть счастливыми. Если самолеты будут пролетать низко над бухтой, нас смогут увидеть летчики. Это их взбодрит.

Самолеты действительно подлетели совсем близко, но Марита с Дэвидом в это время находились далеко в море, зато Кэтрин загорала на пляже. Самолеты пронеслись над нею — три звена по три машины в каждом; рев моторов оглушил бухту и быстро стих; гидропланы ушли в сторону Сен-Максима.

Дэвид и Марита вышли из моря и сели на песок рядом с Кэтрин.

— Они даже не взглянули на меня, — сказала Кэтрин. — Серьезные ребята.

— А ты чего ожидала? Аэрофотосъемки? — спросил Дэвид.

Марита, с тех пор как они вышли из гостиницы, почти не принимала участия в разговоре и сейчас опять промолчала.

— Как было весело, когда Дэвид был по-настоящему мой, — сказала ей Кэтрин. — Тогда мне нравилось все, что нравилось ему. Тебе тоже придется все это полюбить, наследница. Если ему еще что-то из этого нравится.

— Тебе еще нравится что-нибудь, Дэвид? — спросила Марита.

— Он все променял на свои рассказы, — сказала Кэтрин. — Раньше он так много всего любил. Надеюсь, тебе нравятся его рассказы, наследница?

— Мне они нравятся, — сказала Марита. Она смотрела на море, а Дэвид смотрел на нее — на ее безмятежное загорелое лицо с гладкой нежной кожей, на влажные от морской воды волосы и стройное красивое тело.

— Это хорошо, — лениво сказала Кэтрин, так же лениво потянулась и раскинулась на пляжном халате, расстеленном на прогревшемся на полуденном солнце песке. — Потому что больше он тебе ничего не даст. Раньше он много чем занимался, и все, что он делал, получалось у него великолепно. Раньше у него была замечательная жизнь, а теперь все его мысли об Африке, о пьяном папаше и газетных вырезках. Да-да, он еще не показывал тебе эти вырезки?

— Нет, Кэтрин, не показывал.

— Значит, еще покажет. Он пытался мне их подсунуть в Ле-Гро-дю-Руа, но я в корне пресекла эти попытки. Там были просто сотни вырезок, и на каждой красовалась его фотография — естественно, одна и та же. Это еще хуже, чем таскать с собой неприличные открытки. Я уверена: он постоянно их перечитывает и даже изменяет мне с ними. Вероятно, в мусорной корзине. Он с ней не расстается. Внушил себе, что это самая важная вещь для писателя...

— Пойдем окунемся, Кэтрин, — сказала Марита. — Я уже замерзаю.

— ...корзина, — договорила Кэтрин. — Я уже подумывала, не подарить ли ему отличную мусорную корзину, раз уж она представляет для него такую ценность. Но он только пишет и никогда ничего не выбрасывает. Представляешь: пишет в каких-то нелепых детских тетрадках и ничегошеньки не выбрасывает. Он только зачеркивает прямо в тетради и делает вставки на полях. Вся его работа — сплошное надувательство. К тому же он делает орфографические и грамматические ошибки. Ты знала, что он имеет очень слабое представление о грамматике, Марита?