Райский сад - [57]

— Да, в рассказах. Отвратительные, скучнейшие байки о том, как проходило твое взросление под руководством твоего отца — пьяницы и плута.

— Он не был плутом.

— Разве он не обманул жену и всех своих друзей?

— Нет. Разве что себя самого.

— Он настоящий негодяй, судя по твоим... не знаю уж, как это назвать... наброскам, зарисовкам или, скорее даже, бессмысленным анекдотам.

— Ты имеешь в виду рассказы?

— Это ты называешь их рассказами.

— Да, — сказал Дэвид.

Стоял чудесный ясный день, гостиница была удобной и чистой, их спальня — уютной и солнечной; но Дэвид налил себе бокал превосходного холодного вина, отпил глоток и понял, что оно не в силах согреть его холодное, заледеневшее сердце.

— Может, привести тебе наследницу? — спросила Кэтрин. — А то, не дай Бог, подумает, будто мы забыли, чей сегодня день, или что мы собрались тут пить без нее.

— Тебе не обязательно ходить за ней.

— Отчего же? Я с удовольствием. Сегодня ее очередь заботиться о тебе. В самом деле, Дэвид, я не такая уж и дрянь. Хотя разговариваю и веду себя именно так.

Ожидая, пока Кэтрин сходит за Маритой, Дэвид выпил еще бокал шампанского и почитал парижское издание «Нью-Йорк Геральд», которую до его прихода читала Кэтрин. Пить в одиночку было неинтересно, и Дэвид отыскал на кухне пробку, заткнул бутылку и уже хотел было поставить ее в ледник, когда вдруг заметил, что она слишком уж легкая. Он посмотрел ее на просвет пробивающегося в западное окно солнца, увидел, что вина там осталось на два глотка, и вылил остатки в бокал. Пустую бутылку он поставил на плиточный пол. Дэвид залпом выпил вино, но не получил ожидаемого эффекта.

Слава Богу, с рассказами дело сдвинулось с мертвой точки. Его последняя книга была хороша как раз тем, что он рассказал в ней о настоящих людях и сумел описать все максимально правдоподобно. Надо было только как следует вспомнить все, а потом решить, чем можно пожертвовать для того, чтобы сфокусировать внимание на важных для него деталях, таких как, например, блистающий зной или поднимающийся к небу дым от костра. Он знал, что уже научился это делать.

Мнение о его рассказах, высказанное Кэтрин с явным намерением уколоть, вернуло Дэвида к размышлениям об отце, о своей работе, наконец, о самой своей жизни. «Сейчас ты уже взрослый, поэтому должен научиться спокойно и без раздражения относиться к тому, что кто-то не понимает или недостаточно ценит твою работу. Она понимает тебя все меньше и меньше. Ты хорошо поработал, и до тех пор, пока работа идет, больше ничто не должно тебя волновать. Постарайся забыть о своих амбициях и просто помочь ей. Завтра надо будет еще раз пройтись по тексту и отшлифовать его».

Но сейчас Дэвиду не хотелось думать о рассказе. Он любил свою работу больше всего на свете, при том, что он любил и многое другое, но он твердо знал, что, работая над произведением, нельзя думать о нем постоянно. Он должен лишь ненадолго заглядывать в этот мир, как фотограф, печатая фотографии, приоткрывает дверь темной комнаты, чтобы рассмотреть, как проявляется негатив. «Хватит думать о работе, — сказал он себе. — Может, во всем остальном ты совершенный дурак, но уж в этом кое-что понимаешь».

Его мысли снова обратились к девушкам. Может, пойти разыскать их? Вдруг они надумали съездить куда-нибудь или сходить искупаться? В конце концов, сегодня день Мариты. Не исключено, что она ждет его. Может быть, сегодняшний день еще не окончательно потерян? Для всех нас. Может, девушки решили приготовить что-нибудь на ужин? Нужно пойти узнать, не хотят ли они чего-нибудь. «Ну так иди, — сказал он себе. — Долго ты еще будешь стоять и строить предположения? Иди разыщи их».

Дверь Мариты была закрыта, сквозь нее было слышно, что девушки разговаривают. Дэвид постучал, и разговор прекратился.

— Кто там? — спросила Марита.

Послышался смех Кэтрин и затем ее голос:

— Какая разница кто? Входите.

Дэвид услышал, как Марита что-то сказала ей, потом снова голос Кэтрин:

— Входи, Дэвид.

Он открыл дверь. Они лежали вместе на большой кровати, натянув простыню до самого подбородка.

— Пожалуйста, Дэвид, входи, — сказала Кэтрин. — Мы ждали тебя.

Дэвид посмотрел на них: темноволосая девушка была серьезна, светловолосая веселилась. Марита глазами подавала ему знаки. Кэтрин рассмеялась.

— Не хочешь присоединиться к нам, Дэвид?

— Я зашел узнать, не хотите ли вы искупаться или съездить куда-нибудь.

— Я не хочу, — сказала Кэтрин. — Наследница спала, и я забралась к ней в постель. Она была так добра, что попросила меня уйти. Как видишь, она хранит тебе верность. Может, все-таки присоединишься, чтобы мы обе остались верны тебе?

— Нет, — сказал Дэвид.

— Пожалуйста, Дэвид, — сказала Кэтрин. — Сегодня такой замечательный день.

— Не хочешь сходить на пляж? — спросил Дэвид у Мариты.

— Я с удовольствием, — сказала девушка, продолжая удерживать простыню у подбородка.

— Какие вы оба пуритане, — сказала Кэтрин. — Будьте, в конце концов, благоразумны. Ложись к нам, Дэвид.

— Я хочу купаться, — сказала Марита. — Дэвид, выйди, пожалуйста.

— Почему ему нельзя тебя увидеть? — спросила Кэтрин. — Он же все равно увидит тебя на пляже.