Раяд - [19]

– Шаурму сделаешь? – спросил Костя и быстро глянул по сторонам, словно уже выполнял секретное задание.

– Не вопрос, – ответил продавец с легким южным акцентом.

– Ты хочешь чего-нибудь? – спросил Костя у Лены, хотя, кроме шаурмы, тут ничего и не готовилось.

Лена, поморщившись, помотала головой.

Кавказец, изредка кидая взгляды то на Костю, то на Лену, начал срезать ломти мяса с вертела. Костя слегка побарабанил пальцами по прилавку и, еще раз глянув по сторонам, потрепал стоящую рядом Лену по голове.

– Не боишься? – спросил Костя максимально дружелюбно у продавца, кладя сотенную купюру на прилавок.

– Чего? – как будто испуганно обернулся тот.

– Ну, говорят, тут микрорайон стремный. Скинхеды бродят, нет?

– Боюсь, – сразу успокоился кавказец и пожал плечами, – но здэсь меня не трогают.

Костя удивленно вскинул брови.

– Они всэ там, – махнул продавец в направлении, куда направлялись Костя с Леной, – а здэсь Москва.

– А там, значит, не Москва? – удивленно усмехнулся Костя.

– Там нэт, – угрюмо отрезал кавказец, укладывая мясо в хлебную лепешку.

– А тут что, граница, может, есть?

– Есть, – снова пропустив Костин сарказм мимо ушей, ответил продавец, – вон угол дома видишь?

И продавец своим длинным ножом ткнул в конец квартала.

Костя посмотрел в направлении ножа – метров через триста от киоска начиналась Щербинская улица.

– И что? – удивился он.

– Вот это и есть граница, – сказал продавец, то ли улыбнувшись, то ли оскалившись, и протянул дымящийся сверток из лаваша Косте. – А это, – крутанул он глазами по стенам своего киоска, – последний киоск с шаурмой перед границей. Блокпост!

И снова то ли улыбнулся, то ли оскалился.

До Щербинской оставалось пара сотен метров, когда Костя поймал себя на мысли, что они, точнее он (Лене-то было все равно) идет по улице с какой-то осторожной оглядкой, словно герой вестерна, которому пыльные улицы опустевшего городка грозят то ли внезапным выстрелом из-за угла, то ли топотом копыт за спиной. Чтобы снять напряжение, Костя мысленно улыбнулся этому сравнению, однако внутренняя пружина не желала распрямляться – казалось, они и впрямь подошли к невидимой границе. Он выкинул недоеденную шаурму в ближайший мусорный бак и облизал лоснящиеся от жира пальцы.

«Подозрительность к другим вызывает подозрительность у других к тебе», – подумал он и решил не вертеть головой в разные стороны, словно и впрямь оказался в тылу врага. Но фиксировать реальность все же надо было. Подойдя к угловому дому, он первым делом мысленно отметил видеокамеру, установленную на уровне третьего этажа. Камера сканировала местность, поворачиваясь то вправо, то влево.

«Очень мило, – мысленно усмехнулся Костя, – безопасность превыше всего».

Следующее, что зацепило его внимание, было лицо какой-то бабки, маячившее в окне первого этажа. Бабка смотрела на него и Лену, не только не боясь «обнаружить» себя, но даже, похоже, гордясь своим проницательным и недоверчивым видом.

«Вот и первый пограничник, – хмыкнул Костя. – Видеокамеры, видимо, недостаточно. Не удивлюсь, если бабулька ведет журнал наблюдений. Остается только гадать, что она в него запишет». Отметил он про себя и небольшой бетонный столбик на тротуаре – низ его был выкрашен в российский триколор.

«Атас, – подумал Костя, – только КПП не хватает».

Обойдя угловой дом, они свернули на Щербинскую улицу. Костя стал вглядываться в номера домов, ища нужный. Лена послушно шагала рядом, бормоча себе что-то под нос. Сначала Костя даже не понял, что его так удивляет в открывшемся ландшафте. Дома как дома, улица как улица. Но что-то в ней было не так. Только что? Первым делом он отметил зашкалившее за всякую норму количество российского триколора на балконах и в окнах домов. Это было непривычно, но не более. Затем бросил взгляд на стоящие вдоль улицы машины и отметил аккуратность, с которой они были припаркованы. Особенно бросались в глаза белая разметка на асфальте для упорядочивания паркующихся машин и отсутствие гаражей-ракушек, которыми кишит каждый московский двор. Столбики, новенькие ограждения для дворов, отсутствие граффити на заборах и домах. Все правильно, но что-то еще. И тут на помощь пришла Ленка.

Она как-то восторженно присвистнула и, дернув Костю за рукав, сказала:

– Пап, глянь, как здесь чисто.

Точно! Костя мысленно поаплодировал Ленкиной наблюдательности. «Смотри под ноги», – говорила мама. И была права. Вокруг действительно была чистота. Никаких переполненных мусорных баков, никаких пустых пивных бутылок, никаких газет. Улица почти что вылизана. Понятия о чистоте у Кости были московские, то есть относительные. Окурки на асфальте или брошенная банка пива давно не задевает глаз рядового москвича. Но то, что было здесь, походило скорее на элитный район европейского города, нежели на «чистую» московскую улицу. Бордюры газонов не просто покрашены, а покрашены идеально, безо всякой аляповатости, которой обычно грешат маляры – ни подтеков, ни пятен от случайно пролитой краски. Газоны аккуратно подстрижены, кусты подровнены. Самым же поразительным был асфальт. Это не классический московский асфальт, который трещит по швам при первых перепадах температуры, потому что при его укладке разворовывается все – от гравия до битума. Это гладкий асфальт, одна ходьба по которому доставляет удовольствие – можно было только вообразить, что чувствует водитель, двигаясь по нему на машине. Было и еще что-то, что не имело отношение к чистоте, однако зацепило внимательный глаз Кости. Это были велосипеды. Их было не очень много, но большинство из них стояло прямо около подъездов. Оставляли ли их на ночь – вопрос, но то, что их днем не волокли в свои квартиры – факт. Факт, во многом поразивший Костю даже больше асфальта.