Равноденствия. Новая мистическая волна - [69]

Шрифт
Интервал

— Ну, наконец-то… Милости прошу, сударь! Заходите, да не прогневайтесь за беспорядок-с… Вы тоже пострелять маленько прибыли, или так, по праздному интересу?

В избу вваливается грузный мужчина в тулупе и в валенках, с ружьём за спиной.

— Ух… Насилу тут нашёл… А почему: «тоже пострелять?» Что, часто здесь охотники бывают?

— О! Да нынче многие господа сюда понаехали… Дробовички у них тяжёлые, руки крепкие… Только они голодом сверкают… Аки волчии…

— Ну оной понятно… Сезон… То-то, я смотрю, от воронья спасу нет. Впервые столько вижу…

— Да они, сударь, на Падшее слетелись… Окаянная, конечно, птица… Да ведь тоже Божье создание-то! Надо же кому-то довершать Его Промысел… А и как иначе? Дело-то их святое, а счёт им — не только на Небесах-то откроется… Да вы, сударь, совсем продрогли!.. Присядьте-ка поближе к печке, уж будьте любезны. Чтобы вы её получше рассмотрели, да и она вас… А я — уж истоплю тёпленько…

— Да что мне на неё смотреть? Чай, не девка — сарафан не скинет… а за заботу — спасибо… Давай я дров помогу тебе наколоть… Мне ничего не стоит…

— Благодарствую, но сие не надобно… А насчёт «не девка», то это ещё как сказать… Сарафан не скинет… Но в саван завернёт!.. Ну да ладно… А насчёт дров — и не беспокойтесь — я и так растоплю супружницу-то мою… По-божески… А вы отдохните-с покамест…

Гость ставит ружьё у двери, подходит к столу и тяжело опускается на табуретку.

О, нет-нет! Сударь, лучше ружьё возле двери не оставляйте, а не то оно отчуждаться станет. И стрелять без надобности. Ему гораздо приятнее рядом с Вами, словно Младенцу…

— Да что-то мне с ним не очень удобно везде таскаться…

— Но речь-то не о вас, мой разлюбезный… Ему… Ему приятней… А что до вас касательно, то вам без ружья в этих местах уж совсем непозволительно… Если уж снарядил вас Всевышний в нелёгкий ваш Путь, то уж теперь и идти надобно до самого конца… Тяжёл Жребий Охотника — да Всевышний, видать, имеет на вас виды… А без ружья-то — в здешней глухомани вас совсем заклюют… Так что уж — не идите супротив Высшей Воли… Не отпускайте ружьишко-то от себя… И ему приятней…

— Что-то я не пойму: кому «ему»? Ты это о Боге говоришь или о ружье?

— И о Ружье, и о Всевышнем… Они друг друга стоят… А всякий ласку любит…

— Да ладно… ты мне про своего Бога байки-то не рассказывай… Не верю я в него… Сказки всё…

Старик замолкает. Сокрушённо трясёт головой… Затем подсаживается к столу на свободную табуретку.

— Да-с, сударь… Вы, я вижу, глубоко роете… Конечно, сказки… Сказки… Он ведь — самый что ни на есть Великий Сказочник и есть. То одну сказку про Самого себя сложит, то другую… А уж как рассказывает! Заслушаешься!.. А потом, как Он эту сказку воплощать начинает!.. Ух, сила… У нас, грешных, прямо Дух захватывает… И не отдаёт долго… Да-с… А насчёт того, что не верите Вы в Него, сударь… Ну что ж… Промысел… Главное, чтобы не Вы в Него, а Он в Вас верил… Чтобы ружьё Своё вам в руки вверил… (Старик беззвучно смеётся.) Извините, что я на высокие поэзы-то перешёл…

Гость напряжённо осматривает избу… Потом поворачивается к хозяину и говорит с ехидцею:

— Ты вот, старик, верующий такой… А чего это у тебя образа-то в углу позанавешены? Грех ведь — Божий Лик тряпицей грязной прикрывать!

— За «старика» — спасибо… Правда, недостоин я, горемычный, сего звания… Зелен ещё… Не нажился ещё на Свете белом, воздухом ночным не надышался… Вот и брожу, топчу Мать-Сыру Землю, втаптываю в Неё свой Задор и Страсть Нездешнюю… А образа… Да не иконы то, а зеркала! Ну, то есть лик-то, конечно, по сем канонам выписан… Да Бог ли то? Монах служивый, инок иконописный с себя ведь картину писал. С представлений своих, от чужого ума уловленных, да с детских разумений, что о Боге пришли когда-то… Как первый раз Бога себе представил — так всю оставшуюся правильную жизнь свою и пронёс дражайший образ этот. Потому — и «образа»… А Бог ли за ними? Или зеркало золочёное — взглянул и… погрел в себе образ родной, рукотворный, по своему наилучшему разумению состряпанный… Отразился сам-в-себе и собой премного доволен остался… Самобог…

…А здесь тряпицей закрыто, потому что Бог мой по семь раз на дню свой образ меняет неописуемо… Устал я уже… Нет сил уж более — страх несусветный душу сковал… Не могу на Лик Его без содрогания упоённого взглянуть… Не жизнь стала… Только и думаешь — куда бы взор свой бесстыжий отвести, да только некуда… Везде Он, куда ни глянь… Ежели хотя в каком лике один раз показался, то уж и спасу нет… Изо всех щелей лезть будет… Ну, а так вроде как спокойнее… Он, Всемогущий, там Себе меняется потихоньку, дела Свои Неисповедимые за тряпицей обделывает, а по мне: как бы и нету Его вообще… Смотришь на тряпочку — и будто бы Мир сам по себе задуман и самим собой крутится… И тряпица та — мне сама вроде иконы стала. То Полог Священный, Завеса Небесного Храма… И не прорвется она вовек, пока сам я её не сдеру, от Тоски безысходной по Высшему Промыслу. Пока не захочу лицезреть Глаза Его Всевышние, Несовершенством Мира Гневные…

Гость очумело встряхивает головой, словно пытаясь прогнать Наваждение. Встаёт, подходит к занавешенным иконам, долго в них всматривается, затем резко оборачивается и бросает с раздражением:


Еще от автора Наталья Владимировна Макеева
Рюмка водки на столе

Смешные «спиртосодержащие» истории от профессионалов, любителей и жертв третьей русской беды. В сборник вошли рассказы Владимира Лорченкова, Юрия Мамлеева, Владимира Гуги, Андрея Мигачева, Глеба Сташкова, Натальи Рубановой, Ильи Веткина, Александра Егорова, Юлии Крешихиной, Александра Кудрявцева, Павла Рудича, Василия Трескова, Сергея Рябухина, Максима Малявина, Михаила Савинова, Андрея Бычкова и Дмитрия Горчева.


Шатуны

Комментарий автора к роману "Шатуны":Этот роман, написанный в далекие 60-ые годы, в годы метафизического отчаяния, может быть понят на двух уровнях. Первый уровень: эта книга описывает ад, причем современный ад, ад на планете Земля без всяких прикрас. Известный американский писатель, профессор Корнельского университета Джеймс МакКонки писал об этот романе: "…земля превратилась в ад без осознания людьми, что такая трансформация имела место".Второй уровень — изображение некоторых людей, которые хотят проникнуть в духовные сферы, куда человеку нет доступа, проникнуть в Великое Неизвестное.


Московский гамбит

Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы.Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека.Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света.Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса, ее исход таинственное очищение, даже если жизнь описана и ней как грязь.


После конца

Роман Юрия Мамлеева «После конца» – современная антиутопия, посвященная антропологической катастрофе, постигшей человечество будущего. Люди дружно мутируют в некий вид, уже не несущий человеческие черты.Все в этом фантастическом безумном мире доведено до абсурда, и как тень увеличивается от удаления света, так и его герои приобретают фантасмагорические черты. Несмотря на это, они, эти герои, очень живучи и, проникнув в сознание, там пускают корни и остаются жить, как символы и вехи, обозначающие Путеводные Знаки на дороге судьбы, опускающейся в бездну.


Сборник рассказов

Сборник рассказов Ю.Мамлеева, сгруппированных по циклам.Юрий Мамлеев - родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы. Сверхзадача метафизика - раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Самое афористичное определение прозы Мамлеева - Литература конца света. Жизнь довольно кошмарна: она коротка... Настоящая литература обладает эффектом катарсиса, ее исход таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь.


Другой

Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы.Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека.Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света.Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса, ее исход таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь.


Рекомендуем почитать
Клан Мёртвого Кота (Dead Cat's Clan)

Ириска — ученица выпускного класса — ведёт скучающий образ жизни, наполненный тревожными ожиданиями непонятного послешкольного будущего. Интригующий вопрос незнакомца заводит её в места, обитатели которых повелевают песнями и превращаются в удивительнейших существ. Но за этот путь Ириска должна заплатить смертью трёх котов, после чего встретится с кошачьей владычицей — Панцирной Кошкой.


Ученики: Орисса

"Ночь я провожу в Секторах. День — в своем мире. Все не так уж плохо, если учесть, что земная ночь здесь длится месяц. А день в своем мире — одна ночь Секторов.".


Волшебные подплечники

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Белые звезды

Цикл М. Муркока «Легенды Края Времени» продолжает сборник повестей-легенд. В нем мы снова встречаемся с полюбившимися героями романа «Танцоры на Краю Времени»: Герцогом Квинским, Вертером де Гете, Лордом Монгровом, Миссис Кристией и другими. Как часто случается в произведениях М. Муркока, описываемый мир посещают уже знакомые путешественники во времени: миссис Уна Персон, принц Элрик Мелнибонэйский, Огненный Шут…Каждый персонаж писателя – карнавальная маска, слепок человеческого характера и стиля жизни. «Неискушенные, они любили, не ведая страсти, соперничали, не ведая ревности, враждовали, не ведая ярости.


Мэлис Крэш и тайная реальность

Чистая правда, несмотря на издевательскую окраскуПродолжение. Для тех, кому все еще интересно.


Камень Чародеев

Что может быть интересного в жизни обычной одиннадцатиклассницы? Ровным счетом ничего. Школа, экзамены, репетиторы. Даже на дискотеку сходить некогда. "Хочу приключений" — загадала однажды Лера. Но надо быть осторожней с желаниями. Они имеют непредсказуемое свойство сбываться.


Welcome to Трансильвания

Происходит невероятное. В начале третьего тысячелетия восстал ото сна и вернулся в мир вечный ужас и вечное проклятие таинственной Трансильвании — Дракула. И гибнет на развалинах древнего замка целая экспедиция, в крохотном карпатском городке находят обескровленный труп мальчика, в далекой Германии внезапно умирает потомок древнего рода Дракулэшти, в Москве обрывается жизнь молодого ученого, изучавшего редкие заболевания крови. Страшным, таинственным смертям, кажется, не будет конца.Многие готовы поверить в невозможное.Но не все.Лорд Джулиан, обаятельный авантюрист и баловень судьбы, вернувший однажды на атлантические просторы возрожденный «Титаник», волею случая оказывается в эпицентре событий.Ему на помощь приходят друзья.Раскрыть тайну Дракулы — ничего другого им просто не остается.


Я отворил пред тобою дверь…

Бойтесь совершать зло, ибо оно обязательно вернется к вам.В далекой средневековой Испании по приговору Святой Инквизиции на костре гибнет женщина, обвиненная в колдовстве и связях с дьяволом. Проходит несколько сотен лет, и эта таинственная история вдруг получает свое страшное и загадочное продолжение. «Я отворил пред тобою дверь...» — в контексте романа это не просто цитата из самой загадочной и мистической книги Нового Завета — Апокалипсиса, но и главная проблема, стоящая перед двумя его героинями, которых разделяют века.


Analyste

Что может быть общего между Ветхим Заветом и нашей жизнью начала XXI века? Как могут пересечься пути Господни и, скажем, Главного разведывательного управления? Почему роман, написанный на русском, назван французским словом «Analyste» («Аналитик»)?Во многом необычное произведение Андрея М. Мелехова — это путешествие туда, где редко бывают живые и откуда никогда не возвращаются умершие. Вернее, почти никогда. Действие романа начинается в африканской стране Ангола, в которой в наши дни мало что напоминает о временах холодной войны.


Дата моей смерти

Сказано — сильна, как смерть, любовь.Только что же делать, если любовь — СИЛЬНЕЕ СМЕРТИ?...Ее муж — мертв. Погиб при странных, загадочных обстоятельствах. Но внезапно она понимает, что смерть — еще не конец, что любовь — не умерла, не похоронена.И тогда мертвый шлет электронные письма. И тогда любовь оживает в компьютерных сетях. И возвращается в снах и видениях. И зовет за собой.Вот только одно... Любовь это или Смерть? Сила Света — или сила Тьмы? Сила Жизни — или сила, которая убивает?..