он захватил в Ференбурге. Шатер этот был настолько богат, что
затмил все шатры, что были разбросаны вдоль дороги. Он был
велик, высок и вызывающе богат. Сколько на него ушло крепкой
красной материи, с алым бархатом да с вышитыми гербами
Левенбахов…
Кавалер был доволен шатром, он даже престал злиться на свою
женщину, как ему поставили шатер. Он отошел на десяток шагов к
дороге. Да, шатер с дороги должно быть отлично видно.
— Сыч, Максимилиан, поставьте пред шатром мой штандарт, тот, что
подарил мне архиепископ. И не дай вам Бог, если его ветром
повалит, пусть даже ураган будет. — Сказал он и добавил: — А потом
помогите мне надеть доспех.
В землю вкопали крепкий кол и уже к нему накрепко привязали его
штандарт. Легкий летний ветерок едва мог колебать тяжелое бело-
голубое полотнище с черным вороном.
А под стягом, стараясь попасть в тенек, Брунхильда поставила
легкое раскладное кресло, что привезла с собой, а солдаты
Брюнхвальда тут же сколотили ей стол из досок, за которые
Волкову пришлось платить в три дорога пронырливому купчишке, который сновал между шатрами приехавших господ и делал
неплохие деньги на всякой такой ерунде.
Служанка Мария, без которой госпожа уже не могла обходиться, тут же покрыла этот стол простой материей и поставила на него
кувшин с вином. Злая Брунхильда села за стол и сидела там, попивая вино. Пила и ждала возможности еще нагрубить кавалеру.
Сам же Волков зашел в шатер. За ним Сыч и Максимилиан внесли
дорогой красивый ящик с дорогими и красивыми доспехами.
Достали их и стали облачать кавалера.
Брунхильда пила вино и была в дурном расположении духа. Так и
дальше было бы, не остановись у дороги четыре всадника. То были
молодые господа, по коням и одежде сразу было видно, что это
люди из хороших семей, все они были юны, старшему едва ли
было восемнадцать.
Именно он спешился и, подойдя к красавице, низко поклонился и
спросил с максимальной учтивостью:
— Дозволено ли будет мне и моим друзьям поприветствовать столь
прекрасную госпожу?
Она посмотрела на красивого юношу поверх стакана и сказала не
без высокомерия, присущего красивым женщинам:
— Дозволяю, приветствуйте.
— А не будет ваш муж, или батюшка, или брат против, если я и мои
друзья поговорят с вами? — Все так же вежливо говорил молодой
человек, снова кланяясь.
— Батюшки у меня нет, — сказала красавица и после прибавила
голоса, чтобы и в шатре ее было слышно. — Мужа у меня тоже нет, а
если братцу моему что не по нраву будет, так ничего — потерпит.
Говорите, добрый господин, что вы хотели?
Все остальные господа тоже спешились, один остался при конях, а
двое других присоединились к разговору.
Сначала они все представились, но Брунхильда запомнила лишь
имя первого заговорившего с ней — фон Литтен.
— Госпожа, не соблаговолите назвать ваше имя. — Начал он вести
разговор на правах старшего изо всех.
— Имя мое Фолькоф. Девица Брунхильда Фолькоф, а братец мой
Иероним Фолькоф — владетель Эшбахта.
— Ах, вот как! — Юные господа переглянулись.
И один из них продолжил:
— А почему же тогда вы поставили шатер с фамильными гербами
Ливенбахов?
— Да, — поддержал его другой, — все интересуются, где же вы взяли
этот шатер?
— Почем мне знать, — Брунхильда пожала плечами. — У моего братца
много всяких вещей, что были когда-то не его.
— Он их покупает? — Осторожно поинтересовался самый юный из
господ.
— Вот уж нет, — засмеялась красавица, чем очень обрадовала юных
господ, им по нраву пришелся ее смех. — Не большой он любитель
покупать, он все больше отнимает.
— Так шатер он тоже отнял? — С сомнением спросил фон Литтен.
— Уж точно не купил, — продолжала смеяться Брунхильда. — Убить
кого-нибудь да отнять — это он мастер…
Она не успела договорить, полог шатра отлетел в сторону и из него
вышел Волков, а за ним Сыч и Максимилиан. Кавалер был облачен
в тот прекрасный доспех, что подарил ему архиепископ. Только
шлема он не надевал.
— Господа, я фон Эшбахт, чем могу помочь? — Начал он без особой
любезности.
Юные господа все представились ему. Они раскланялись, и фон
Литтен произнес:
— Господин Эшбахт, ваш шатер взывает много вопросов у
окружающих. Вот мы и решили узнать о нем. И госпожа Брунхильда
милостиво соизволила нам рассказать про него.
Волков был весьма недоволен всем этим, он взглянул быстро на
красавицу и спросил у юноши:
— Госпожа Брунхильда по женскому слабоумию села на солнце вино
пить. Много ли умного она могла вам сказать?
— Мы просто хотели узнать, не из Ливенбахов ли вы? Странно было
бы видеть многолетних врагов нашего герцога в нашем графстве.
— Нет, я Фолькоф, а шатер я взял в бою.
— В бою? Неужели кто-то из Ливенбахов сбежал, бросив свой
шатер? — Удивился один из молодых людей. — Ливенбахи бахвалятся
своей храбростью.
— Никуда он не сбежал, — холодно произнес кавалер, — я убил его.
— Убили? — Вот тут молодые господа уже точно ему не верили.
Они приглядывались и, кажется, улыбались теми улыбками, которыми вежливые люди маскирую свое недоверие. — И как же
вы его убили? В поединке? Копьем?
— Его убил мой стрелок, пуля попала Ливенбаху в открытое забрало, стрелок, кстати, здесь со мной. А через пару дней я разгромил
отряд Ливенбаха, часть людей убил, часть взял в плен. И сам видел
